Но юэчжи нашли себе место среди племен и народов и обосновались за Яксартом11, на северных территориях Бактрийского царства, подчинившись его правителю. Когда он умер, огромная территория Бактрии была расчленена на владения, правители которых не находили общего языка между собой. Юэчжи пошли на Бактрию. Конница кочевников побеждала бактрийских князей одного за другим, и в конце концов они подчинили себе всю Северную Бактрию.
Киоцзюкю стал мужчиной, стал отважным воином. Он был одержим идеей мщения за свой народ, за обезглавленного ябгу. Но месть не вела к процветанию рода, она могла погубить будущего князя в самом начале жизни. Ведунья видела в нем силу ума, силу убеждения. Да и ветер приносил шепот богов об особом будущем молодого ябгу. Ветер дул не на восток, где остались земли предков, а на юг – к богатым караванным тропам, к славе и процветанию.
В один из летних дней, когда утро ворвалось в шатер ярким светом вместе с пением птиц, ржанием коней, людским говором, старая ведунья подняла юного Киозюцю коротким приказанием:
– Собирайся! На два дня уходим.
Возражать самой уважаемой женщине рода никто бы не осмелился. Киоцзюкю мучил вопрос: «Куда уходим?», но он не сказал ни слова, а ведунья не спешила объяснять свое решение. Выпив по чашке жирного кобыльего молока, они сели на коней и поехали на восток.
Прохладное утро быстро уступило долину жаркому дню. Стремительные жаворонки, невидимые в блеклом небе, прославляли мир и покой длинными трелями, от распаренных кустов полыни веяло особым терпким ароматом. Всадники ехали по открытым просторам скорым шагом. Киоцзюкю исподлобья поглядывал на ведунью – не утомилась бы! Стара уже мчаться в седле навстречу ветру! А старуха будто забыла о прожитых годах: подбадривала коня тихим «кх-кх», подгоняла легкими ударами пяток под брюхо. Позвякивали медные украшения на ее шапке и сапожках, лента широкого пояса, сдерживающая полы расшитого золотыми бляхами халата, развивалась за ней. Конь цвета ячменного колоса с коричневыми пятнами и такими же гривой и хвостом грациозно вскидывал мускулистые ноги, крепким лбом пробивал стену густого знойного ветра, а всадница довольно улыбалась, тоже склоняя голову ниже, пряча в прищуре глаза от жара.
Когда они добрались до реки, несущей воды к Яксарту, ведунья остановила коня. Киоцзюкю спешился первым и помог ей слезть. Старая женщина не возражала. Устала она.
– Постели мне циновку, отдохну немного, а ты посмотри, где переправляться будем.
– Переправляться?! – переспросил Киоцзюкю. – Но там владения Сидунь-сихоу. Что если хозяева нас заметят?
Ведунья отмахнулась.
– Не заметят. А заметят – и что? Двое всадников – это не отряд. Любому понятно, что зла не причинят. Давай, давай иди, ищи переправу! Найди место помельче. Небось не Йенчуогуз, не утащит! Киоцзюкю уже вскочил на коня, но новое слово, прозвучавшее из уст ведуньи, насторожило.
– Йенчуогуз?
– Да, – устало проговорила она, – так называли Яксарт в давние времена. Ступай уже, дай мне отдохнуть! Да коня привяжи, не ушел бы…
Старуха сняла тяжелый головной убор. Жидкие косички, невидимые под подвесками шапки, расправились по ее спине. Седые волосы, слегка взлохмаченные от быстрой езды, образовали над головой ореол, и он светился, вбирая в себя солнечные лучи. Но чудо исчезло, как только ведунья пригладила пряди и легла, вытянувшись во весь рост.
