Помылись, попарились, завернулись в простыни и закусываем не спеша. Духовно общаемся. А надо сказать, что Сашка – он любую тему мог развить горячо и убедительно. Если уж он завелся, его и не остановишь. О политике там, о революции или о войне – но как-то всегда он сводил все к одному, и переход этот был неожиданный, но предсказуемый каждым, кто Сашку знал. Заканчивал он всегда так: «…и тут я ей влындил!» Дальше уже могли говорить все остальные. Потому что глаза его заплывали салом, и он замолкал.
Со временем я придумал, как оборвать его, – где-нибудь на полуслове вкрадчиво перебить: «Саш, ну ты ей влындил или как?» И пока он растерянно моргал, могли говорить остальные.
В ту банную пятницу все шло как всегда. И кто из нас первый заговорил о грибах, я не помню, помню только, что одна бутылка из трех еще оставалась.
– Саш, а может завтра и съездим?
Он с сомнением посмотрел на последнюю бутылку.
– Нет, я, наверное, не проснусь так рано…смотри еще сколько.
– Так мы ее с собой возьмем.
– Дурак, что ли?! – он быстро скручивает головку и плещет по глотку в стаканы, – сам же говорил: «нельзя оставлять вино в доме на ночь»
– Это не я, это Пилон у Стейнбека.
– Чего?
– Ну… «Квартал Тортилья-Флэт». Там, значит…
– Все! – он решительно встает, – в дороге доскажешь. Едем прямо сейчас!
– Куда?
– За грибами, ебёныть! В Ворсму! Прямо сейчас.
– А корзины?
– Корзины у тебя возьмем.
– И сапог у тебя нет, – я еще пытаюсь сопротивляться.
– Сухо, можно и в ботинках. От тебя и Лариске позвоню. Одевайся.
Ну, думаю, если о Лариске вспомнил, может еще и обойдется. Не пустит.
Но мой номер не играет. Часа через два мы, взяв билеты до Ворсмы («Сейчас грибы только в Ворсме, я все знаю»), мы катим на последнем рейсе «Горький-Кулебаки». С лядовской автостанции. На нем – туфли, галстук, моя ветровка и моя корзина.
– Долго ехать? – спрашиваю я
– Не проспим. Давай по последней и отдыхай. Я разбужу.
Ссадили нас в Павлове, через три, что ли, остановки от Ворсмы. Время – двенадцатый час ночи. Мы одни на автостанции. Она уже закрыта – рейсов больше нет.
– Так, – говорит Сашка, – я тут все знаю. Постереги корзину.
Он исчезает в темноте. Я опускаюсь на лавочку и закуриваю. Через пять минут он выныривает в светлый круг фонаря. Карман моей ветровки у него оттопыривается.
– Купил? – спрашиваю я.
– Хватит до Тумботино. Тут километров десять.
– Какое еще Тумботино? Мы же в Ворсму ехали.
– Без разницы. И до Ворсмы десять. Но лучше в Тумботино – там леса дикие.
Выпив и покурив, мы поворачиваем к Тумботину.
– Все, – говорю я через час, – Больше не могу. Отдыхаем. Осталось еще? – слышно бульканье.
– Поспи, – говорит он, закусив, – я тебя разбужу.
Я тут же проваливаюсь в сон. Львы мне не снятся…
– Ты едешь или нет? – он трясет меня за плечо.
– Куда? Сколько времени?
– Полчетвертого уже, Вставай, вставай!
Через минуту забираемся в кабину какого-то грузовика. Едем по синусоиде под песню «Миллион, миллион алых роз». Точнее, шофер поет, а Сашка подпевает.
Трясет, и безумно хочется спать. От курева болит голова. Сашка что-то монотонно бубнит шоферу… Толчок. Я просыпаюсь.
– И тут я ей влындил, – заканчивает Сашка.
– Лес? – спрашиваю я.
Водитель кивает:
– Лес. Ворсма. Сашок, давай стакан.
Мне уже все равно. Я что-то устал. До меня доносится резкий запах самогона, стало быть, угощает водила. На закуску луковица, порезанная на четвертинки. И соль. Все не так плохо. Значит, вот она, Ворсма.
