– Вы их видели? Они уже здесь?
– Представителей повстанцев? Обещали к вечеру к нам прибыть. Им до нас ходу чуть меньше, чем двое суток. Позавчера они с нами связались, значит, сегодня будут.
– Жаль, что я так слаб и не смогу их вместе с вами встретить. У меня личные счёты с рептилоидами, поэтому я с великой радостью пойду с вами.
– Нет.
– В смысле – нет?
– Ты не выдержишь дороги. Я разговаривал с нашим доктором, он говорит, что велика вероятность воспаления мозга.
– Да что этот ваш лепила понимает вообще! – Я возмутился. Ещё бы! Меня оставляют с бабами, а сами идут на войну. Я мечтаю отомстить обманувшим меня ящерам, да и крысюкам тоже. – Моё тело регенерирует не так, как у обычных людей. Вы же знаете, меня пять лет назад изменили. Теперь я идеальный воин, буду незаменимым для вас в любом бою.
– Егор рисковать твои здоровьем мы не собираемся. Именно потому, что ты ценен для нас, да и для людей в целом. Не беспокойся, присоединишься к нам позже. Есть всего два по-настоящему больших народа на земле – китайцы и мы русские. В истории обоих народов часто случались вторжения и битвы. История их приучила жить рядом с не такими, как они, людьми иной породы. Китайцы так те вообще на завоевателей, по большому счёту, внимания не обращали. Они могли это себе позволить. Их всегда было больше в несколько десятков раз, чем тех, кто приходил к ним с огнём и мечом. Они просто переваривали завоевателей, как этнос, делая их через пару веков настоящими китайцами. Мы же в основном уживались и с теми, кто хотел нам зла, и с теми, кому мы делали добро, что просто только на первый взгляд. У русских выработался природный механизм коллективной терпимости к чужому способу существования. Мы научились жить вместе с представителями совершенно разных генотипов человеческого рода.
Европейцы, например, до последних пор понять не могли и не хотели, как это мы умудряемся терпеть некоторые вещи от других нетитульных наций, живущих в нашей стране. Да вот так и терпим, и дружим, и воюем вместе, праздники справляем. Ссоримся иногда? Ну, а куда же без этого? Даже ссора, которая оканчивается межнациональным конфликтом с тысячами жертв, не повод устраивать нам, русским, этническую резню малым народам. Мы учим любви, а не смерти. Нам удалось и с рептилоидами войти в тысячелетний симбиоз. Взаимовыгодный обмен знаниями и силой. Русский народ – светлый, мудрый народ.
– Вот они нам и оплатили.
– Что поделаешь, – Мирон Григорьевич развёл руками. – Выживает сильнейший. Но запомни: нас хоронить ещё рано. И себя не хорони, не надо.
Давая мне понять, что разговор окончен, полковник встал, кивнул мне – мол, держись, и ушёл. Не прошло и трёх минут после его ухода, как ко мне вернулась Лиля. Она принесла завтрак.
– Ты знаешь, у нас событие, мы ждём гостей.
Лиля выглядела оживлённой. Ей, как и любой девушке её возраста, хотелось праздника, танцев, ухаживаний. Мне стало немного обидно: я уже заочно её ревновал к этим пришлым повстанцев. Ну, конечно, зачем ей инвалид, когда есть бравые бойцы, не боящиеся ничего на свете. Не справедливо по отношении к ней, но с чувствами я ничего поделать не мог. Вот выздоровею, тогда и возьму все эти сопли под контроль.
– Знаю, твой отец рассказывал.
– Ты чего такой хмурый сегодня? А, Егорушка?
– Ничего. – Я прям себя не узнаю: надулся, как маленький, и чую – слёзы на глаза наворачиваются. Не в порядке моя нервная система, вредно, знаете ли, в голову себе стрелять, приводит к таким вот нежелательным последствиям. Вдруг я так до конца и не восстановлюсь, и навсегда останусь таким вот плаксой. Фу. Самому от себя тошно. – Нет, правда, тебе, наверное, надо готовиться ко встрече с гостями? Так ты иди, я тут сам как-нибудь справлюсь.
