К вящему удивлению офицер флота легко подтянулся, опершись о стену, и перевалил свое отяжелевшее тело на полку.
На следующий день Антон Федорович увидел самую настоящую тайгу. Лиственные леса уступили место хвойным. Ели и пихты прочно обосновались в окрестных пейзажах, устланных снегом. От омского бурана не осталось и следа.
Унгебауэр мучился от головной боли, но заговорить с Горским не пытался. Коллежский секретарь, как обычно, уткнулся в книгу и своего попутчика не замечал. Тогда лейтенант выкинул очередной курбет: напился уже к обеду. Антона Федоровича это сильно обозлило. Вдобавок ко всему некстати явился проводник с новым постельным бельем (неужели прошло три ночи?). На Демьяна Константиновича поглядел с недоумением и как будто с презрением. Без лишних вопросов кондуктор сгреб в охапку унгебауэровские простыни, быстро застелил свежие и застыл на пороге в ожидании чаевых. Порывшись с минуту в кармане, офицер флота извлек помятую «зелененькую» и с гордым видом вручил ее служащему. Не поверив своему счастью, проводник изумленно округлил глаза, тотчас опомнился, схватил предлагаемую трешку, оскалил желтые от курения зубы, расшаркался и мигом исчез. Пока щедрый дуралей не передумал.
Собрав последние силы в кулак, самодовольный лейтенант взобрался наверх, как и в прошлый раз, оттолкнувшись от стены. Наловчился, стервец.
Невозможность находиться в одном купе с беспробудным пьяницей заставила киевлянина капитулировать в вагон-ресторан.
«Вот так свезло с попутчиком… – думал Горский, глядя на дешевую скатерть. – И ведь по большому счету Демьян Константинович весьма симпатичный человек, но его пагубная привычка к алкоголю…»
Завершить мысль Антон Федорович не успел – его отвлек благовидный господин средних лет, устроившийся напротив. В ресторане по случаю обеденного времени все столы оказались заняты.
– Мое почтение, – коротко улыбнулся незнакомец. – Вы позволите?
– Да, конечно! – приветливо отозвался коллежский секретарь. Представившаяся возможность с кем-то познакомиться и поговорить очень его прельщала. Всяко лучше, чем дышать алкогольными миазмами, которыми пропиталось его купе.
Пристроив рядом трость, на которую опирался, незнакомец тотчас подозвал официанта. Заказав селянку с ростбифами, мужчина, тем не менее, заказывать спиртное не стал. Ограничился сельтерской.
– Селянку, пожалуйста, – попросил Антон Федорович, который также желал супу.
Благовидный господин несколько секунд изучал молодого человека, намереваясь завязать разговор. Строгая черная тройка, белый воротничок – мужчина производил впечатление педанта. От открытого лба отступали седеющие волосы. Густые усы, закрывавшие всю верхнюю губу, не по моде оставались естественными, то есть нефабренными. В добрых глазах проглядывали нотки ехидства и предприимчивости, свойственной коммерсантам. Именно так определил его профессию Горский.
– Нынче жутко холодно, вы не находите? – спросил он у Антона Федоровича.
– Признаться, не замечал. Быть может, ваш вагон плохо топят.
– Вероятно, вы правы. Непременно поставлю в известность кондуктора… Простите, что не представился. Игнатий Ферапонтович. Коммерсант.
– Коллежский секретарь Горский, – чиновник привстал. – Антон Федорович.
– Уже бывали в этих краях?
– Нет, впервые.
– А куда путь держите?
Игнатий Ферапонтович задавал вопросы так спокойно и так уверенно, точно справлялся о некоем пустяке. На самом же деле в глазах читалось неподдельное любопытство.
