Недавний диалог с Русланом:
– Когда тебе плохо, ты что делаешь?
– Иду в спортзал.
– А я говорю в рифму.
– Каких поэтов?
– Не поэзия, на ходу сочиняю.
– Ты – гений, Мила!
Пока нет электрички, Людмила не отводит взгляда от компании неподалёку. Один имеет облик бандита: крупный торс, тупое лицо. Второй – копия рекламируемый автор, приличного не написавший, а неприличного немало. У него физиономия педофила. Третий с виду шоумен, ведущий прямой эфир о гадких откровениях ради славы глупых обывателей. Увидев стражей закона, уходят куда-то.
Любопытно. С ними её соседка, это «дитя» Юля.
– Поезд, Мила! – отвлекает Евгения.
В Красновидово тирады о народе и о грядущей народной революции. Вряд ли таковая будет. Эти Рыкаловы-Ошмёткины (девичья фамилия Марины) довольны, – денег бы только. Они прут в квартиру барахло с рынков. Одеты. Да и еды хватает, правда, не качественной. Захотят ли пролетарии (такого низкого уровня) революцию? Хитрая идеология многие годы обрабатывает народ. Вместо талантливых книг, кино и картин, – не меряно дешёвых поделок, от которых вакуум в головах.
Дома нормально. Но никто и не мог войти в её комнаты. Всё, как было. В холодильнике (запертом) – тоже. Тихо. Наверное, смотрят телевизор в наушниках. Отец Юли обещал купить. Ничего жуткого. И не к спеху менять квартиру.
Впервые проверяет какие-то непонятные сайты, на которые выходили с её компьютера. И тут – именно жуть. Детская порнография. На одном – объявление: «Девочка-подросток хочит снятся в порно. Галышом могу. Как хочити, так и буду». Контакт (не е-мейл) – какой-то абонентский ящик: «Для Рыкаловой Юли».
Людмила говорит стихами:
Нет места нам под этой крышей.
Живут здесь: крысы, воры, мыши…
Для них найдётся места много.
А нам – лишь дальняя дорога.
В скитаньях жизнь.
Но на чужбине мы будем думать об одном:
Будь счастлив и без нас наш дом…
– Не пора ли переходить к более активному этапу борьбы? – думает народоволка.
– Закрой дверь, Щепёткина! Вот так! А теперь скажи, как думаешь жить? Мотова ревёт, ты её обругала этой, лизоблюдбиянкой, мне не выговорить, а ведь она специалист! Ты не там.
В кабинете Клавдии Ивановны Маркушевой плакат: «Кто трудится, – получает». Под ним – фотографии. Нади Щепёткиной там нет.
– Хочешь или нет стать человеком?
Да, она хочет. Накануне, вроде бы, стала, когда тот дяденька читал древнюю книгу. А утром убита благодать ругнёй с Мотовой, у которой глаза крупные, а зрачки мелкие и бегают в этих немалых орбитах. Рот развалистый, таким гаркать на товарок по нарам. Ей любопытно, ходит туда Надежда или нет? Но лесбиянкой не надо было: Мотова Клавдии Ивановне стучит, будто они на зоне.
Клавдия Ивановна напоминает покойную мать: лицо доброе, хоть и строгое. Хорошая начальница! Доверила… деньги! Теперь идёт мириться с Мотовой, да – за продуктами. Пуговицы (у агрегата одежда ворохом) нагонит, работая допоздна.
Опять на пути Вера Пименова. Улыбка затаённая:
– Придёшь к нам?
Щепёткина оглядывается на дверь: там тёплая лицом и голосом Клавдия Ивановна: «Пименову обходи».
– Нет, – кивает на деньги в руках. – Будем отмечать Первомай.
– Вроде, не обязательно, – цедит Вера.
Неловко от этого разговора.
Им на разные операции в цехе. Пименовой – в уголок у окна (она одна «ручная швея»). Целый конвейер: кудри, чёлки, «шишки» модные. У Веры косы, голова плотная, неприкрытая.
Мотова уверенно ведёт заострённым мелком, обводя лекало, будто не видит Надю.
