Лабиринт без права выхода. Книга 1. Загадки Ломоносова - страница 59

Гештальт-психиатрия, исследующая восприятие психикой человека жизненного опыта и организацию его в нечто целое, доступное пониманию, и гештальт-терапия, рассматривающая способности психики человека к саморегуляции и творческому приспособлению к окружающему миру на принципе ответственности за все свои действия, намерения и ожидания, считают такое поведение человека проявлением высокой самооценки. Именно таким М. Ломоносов прибыл во Фрейберг.

А что они относят к состоянию низкой самооценки? Это имеющиеся или только что полученные серьёзные внутренние проблемы человека, связанные с отношением к самому себе, заставляющие его выстраивать между собой и окружающими людьми стену высокомерия или «справедливого» гнева, надевать маску послушания, покорности или (!) цинизма, «неотёсанности» и грубости. Такой человек всё время ждёт насмешки, обмана, унижения, оскорбления со стороны окружающих. Ожидая угрозы, он именно это и получает. Защищая себя, он прячется за стеной недоверия и погружается в мучительное состояние одиночества и изоляции. Человеку в таком состоянии очень трудно понимать других, поэтому он или унижается перед окружающими, всецело и слепо подчиняясь им, или же грубо и деспотично подавляет других людей (скорее всего – не сознавая этого).

Самоценность как отношение и чувство к себе, представление о себе проявляется в поведении каждого из нас независимо от нашего желания, считают психологи. Под влиянием различных жизненных ситуаций самоценность может расти или резко падать. Таков случай с Ломоносовым: он почти полгода провёл в дружеской кампании с человеком, ненамного старше себя по возрасту, но неизмеримо выше по социальному статусу, и который при этом нуждался в его знаниях и общении с ним. Обоим было интересно и полезно это общение. Тем более что Юнкер, как мы уже предположили выше, должен был, вероятно, сколько-то платить за выполненную Ломоносовым работу по переводу «екстрактов и репортов», подготовку его отчёта о командировке в целом. И всё это разом исчезло вместе с каретой, увозившей в серую мглу хмурого декабрьского утра почётного академика Петербургской АН Юнкера, ставшего товарищем студента Ломоносова по поэтическим и химическим занятиям. Кто не переживал минуты странного опустошения после расставания даже со случайным, но приятным в общении знакомцем? Карета (поезд, самолёт) уже унесли его вдаль, а та душевная связь, которая возникла некоторое время назад, ещё не порвана, ещё наматывает километры тонкая нить тоски расставания.

Без понимания вышеописанной ситуации поведение Ломоносова во Фрейберге и его бунт против Генкеля зимой 1739-40 годов, как его представляют обе стороны, необъяснимы (но и это, как увидим позднее, объясняет не всё). Крестьянскому парню, чьей судьбой была лишь забота о хлебе насущном для себя и своего потомства, выпало небывалое счастье учиться в Европе у лучших специалистов того времени. (Этот наш сегодняшний взгляд никогда бы, правда, не разделили представители крестьянства 18 века, считавшие большим несчастьем разрыв связей со своей малой родиной, своей семьёй, образом жизни; но стал ли крестьянином родившийся в крестьянском сословии Михайло Ломоносов – большой вопрос, на который нам тоже придётся искать ответ).

И вот вместо того, чтобы благоговейно впитывать опыт и знания учителя, Ломоносов (и только он!) через полгода учёбы доводит дело до прямого конфликта с ним, а ещё через четыре месяца – до полного разрыва. В гневе студент напишет в Санкт-Петербург о своём учителе: «Сего господина могут почитать идолом только те, которые коротко его не знают. Я же не хотел бы променять на него свои хотя и малые, но основательные знания и не вижу причины, почему мне его почитать своею путеводною звездою и единственным своим спасением…»