Про истину, однако, мы не будем
Полемикой на взводе огорчать.
Она размыта, словно студень,
И без бутылки не понять,
Похмелья изуродованных будней.
Гурьбой повалили в парную. Рассевшись, как петухи на насесте, бурно обсуждали прошедшие события в стране. Затрагивая болезненные темы, спорили…
Каждый рассуждал, видя окружающую действительность с насеста, на который вскарабкался за прожитую жизнь. Несмотря на разные взгляды, единодушно приходили к одному мнению: после развала СССР, страны, как таковой нет. Правительство проворовалось, депутаты лоббистскими решениями вредили народу; правоохранительные органы в бандитские группы сколотились, и кого граждане больше боялись, бандитов или «правоохранителей»? Вопрос был спорный.
Рабочий-заводчанин, кряжистый черноволосый здоровяк лет тридцати, с жилистыми почерневшими от работы кистями рук, зло сверкнул глазами.
– Вот ты, бизнесмен доморощенный? Какую пользу приносишь Родине, народу? —Посмотрел на братка с нескрываемой неприязнью. – Молчишь! Всю страну, сволочи, растащили.
Пупс, зверея, приподнялся, набычив и без того неохватную шею.
– А кто в нашей стране воровать запрещает? Воруй, если сможешь. Родину вспомнил. Почему родина не вспомнила, когда с прострелянным лёгким из Чечни меня полудохлого привезли? Бабки на лечение занимать пришлось. Ни одна падла покалеченного бойца не вспомнила. А ты… – Родина! Может, она о тебе позаботилась – в виде подачки от хозяина, чтоб ты и твоя семья с голоду не подохли? На руки свои посмотри… Их от мозолей, трещин и черноты, отмыть не можешь. Да и баба, наверное, каждый день скандалы устраивает, что продохнуть от твоей зарплаты невозможно. – Увидев потупленный взгляд рабочего, добавил, смягчаясь… – Прошёл я всё это, не один ты такой. Только молодёжь быстрей смекает: жизнь другая пошла, и правят в ней беспредел и беззаконие.
Узловатые пальцы рабочего сжались в огромные побелевшие от непроизвольного усилия кулаки.
– Да, ты прав: государства нет, осталась только территория, заваленная грязной ложью, как на последней помойке. И искать святое на этой свалке, уже бесполезно. Видеть тяжело и противно, как умирает последнее доброе в людях. Нарождается новый, страшный слой поколения, с животным инстинктом выживания: увидел слабого – сожри; напал сильный – защищайся один, и не жди помощи – никто не поможет. Страх и алчность – вот критерии сегодняшнего мира, погрязшего в хаосе беззакония. Только справедливая жёсткая рука, в сочетании с действующим неотвратимым законом, остановит это безумие. Каждый человек должен отвечать за свои поступки, невзирая на то, кто преступил закон: портной, чиновник, или президент. Весь мир смеётся над «великим» народом, а, по сути, рабами, закрывшимися в себе: в тесной раковине без тепла и света; предоставив моральным уродам с железной хваткой, править страной; позволяя грабить и унижать народ. Рабы, нежелающие встать с колен и разогнуть занемевшие в вечном поклоне спины – это население страны, не верящее в будущее. Обессиленное и больное общество, покорно ждущее дальнейшей участи.
Олегу показалось, что глаза говорившего чуть покраснели и слёзы навернулись в уголках лихорадочно блестевших, чёрных, как догоревшие угли, очах. А может, это пот, обильно катившийся по загорелому лицу, и всё показалось, в этой неимоверной жаре, пропитанной потом и паром.
