– Живы! Чего тебе еще нужно? А синяки сойдут, и следов не останется.
– Ну, как же…
– Бабуль, это мы с мотоцикла навернулись.
Дед из-под седых бровей сверкнул хитрым взглядом. Распорядился:
– Живо мыться! А ты, старая, стол накрой, а опосля постирушкой озаботься, чтоб гость завтра в свою чистую и сухую одежу влезть смог.
– Дедунь, поздно уже. Нам бы…
– Живо… и за стол.
…Утром проснувшись, после сытного бабулиного завтрака расположились в комнате Михаила. На учебу Каретников не пошел. Мать еще ночью отзвонилась, сообщив о том, что отцу вырезали аппендицит, что все у него хорошо, и прямо из больницы отправилась на работу, так что возмущаться и подгонять было некому. Дед бочком просунулся в комнату и со словами:
– Я тут в стороночке посижу, мешать не буду, – прикинулся ветошью, перестал отсвечивать. А что? От старого тайн у Михаила почти нет.
Было видно, что Антону не терпится поговорить. Ну, давай, задавай вопросы! Юный корректор не заставил себя ждать.
– А я ведь думал, что ты еще… ну, не это…
– Ага! По первому кругу чалюсь!
– Да. Понимаешь, у каждого своя стезя. Я при большом желании могу оказаться в прошлом. Могу подкорректировать настоящее, только не подумай… Это не колдовством делается. Мы не колдуны какие!..
– Да я и не думаю.
– …Вот! Правда, пока этого еще не делал. Только будущее для нас табу. Пройти туда невозможно. Среди нас только «вещие» про него знают, но редко когда говорят о нем… Расскажи о себе, о том, что будет.
– А что про него говорить? Ничего там хорошего нет.
– Как это?
От услышанной реплики парняга прямо опешил. Дед заерзал на кресле, сидя у книжного стеллажа. Видать, и ему интересно. Х-хе! Ну, почему бы и не потешить людей, коль есть такое желание.
– Ладно. Только говорить буду о том, что наблюдал «со своей колокольни». То есть как сам для себя понимаю.
– А нам, Мишаня, по-книжному и не надо, – согласился с ним дед.
Это он там так тихо сидит и не мешает, старый плут. Дай палец, по локоть отгрызет. Так! С чего ж начать-то?
– Значит, была огромная, крепкая и сильная страна, Советский Союз. Я за эту страну еще повоевать успел.
– Афганистан? – с любопытством подал голос Антон.
– Не только. Так вот. Правители наши верховные все как на подбор старые маразматики… гм… кроме, пожалуй, одного, да и того не уберегли, под пулю подвести умудрились… Так вот эти самые пердуны престарелые за здорово живешь нашу страну отдали в руки предателю, тайно на врагов работающему. Ну и понеслась… гм, душа по кочкам! Рассыпалась страна, как карточный домик…
Копившийся в душе негатив девяностых годов Каретников выплеснул на своих любопытствующих собеседников. Вспомнил все, что пережил вместе со страной. Тут тебе и реформы, и бандитизм на просторах «великой и неделимой», и помощники из-за океана, и свои доморощенные либерасты. Запущенные поля колхозов, дележку госпредприятий описал в красках. Подытожил:
– …Коренное население на положении людей третьего сорта, чужая культура и чужое образование, чужие песни и нравы, чужие законы и праздники, чужие голоса в средствах информации, чужая любовь и чужая архитектура городов и поселков – все почти чужое, и если что позволяется свое, то в скудных нормах оккупационного режима.
– А коммунисты куда смотрели?
Снова не выдержал дед. Два раза пройти Отечественную войну, не за хлебушком в магазин смотаться. И в самых критических моментах клич «Коммунисты, вперед!» для старика не пустой звук. Скривив рот в ухмылке, объяснил, чем заставил деда съежиться, по-стариковски опустить плечи:
