Лабиринты чувств - страница 22

– Петенька, тебе только сны здесь снятся, проснись, все не так, как кажется.

– Милочка, еt moi, je ne veux pas me reveiller. (А я не хочу просыпаться.)

– Tu risque d’étre en retard. (Ты можешь там и остаться.)

– Je suis prêt, mais la en sommeil, la tu es … (Я готов, ведь там – ты.)

– Moi – c’est dangeureux, mais agreable. (Я? – это опасно, но приятно). Рядом с ней он чувствовал себя большим, состоявшимся, взрослым. И поэтому состояние комфорта позволило ему не частить с посещением этого кафе, не бежать сломя голову, чтобы увидеть Милу, а заходить лишь тогда, когда ноги сами туда приведут. И он не замечал, что ноги все чаще вели его к ней, а он пытался сопротивляться, совсем не отдавая себе в этом отчета.

Внешне Мила по-прежнему не менялась. Но это лишь при поверхностном взгляде. Внутри у Милы уже все перевернулось. И первым это заметил Муж. Но, заметив, истолковал это по-своему и привычно-неверно по отношению к своим выводам о Миле, а потому это новое сформировавшееся влечение Милы, влечение к Пете, для него оставалось неведомым.

Он и раньше, со времени появления Пети, говорил Миле, что она стала его замучивать в постели. А теперь, казалось, он стал шарахаться от нее и уже не просто твердил, что она его изнасиловала, что он устал, а говорил, что она стала уже нетерпимо извращенной и неумеренной. А Милу подогревало и распирало всякий раз желание Петиной близости, хотя и она только-только, наконец, оформила явственно то, что не давало ей покоя, с тех пор как она увидела Петю.

И она истязала Мужа, пытаясь получить удовлетворение от того, от кого она более не могла получить всю палитру рисующихся ей наслаждений. Тем более что это ожидание наслаждения Петей окрашивалось пока неиспробованными и неизведанными предвкушениями.

То, что раньше ей казалось приятным, достаточным, полным, теперь было безвкусным и тягуче пресным. Раньше с мужчинами Мила всегда четко ощущала свое тело, все его закоулки и желания каждой частицы его, равно как и ощущала тело мужчины, бывшего с ней. И всегда могла найти пути и методы достижения наивысших удовольствий, удовольствий не только для себя, но и для своего партнера, ясно чувствуя дрожь и желания каждого его члена, стремление каждого его движения.

А сейчас и тело партнера, по крайней мере, Мужа, стало для нее расплывчато аморфным, и дрожь его желания уже не очень подогревала ее. Да и свое тело тоже почти не отзывалось на ласку, на зов, на провокацию. Оно по-прежнему было требовательным, но уже не знало, что же оно хочет, что же ему надо.

Дни и тянулись и летели. Мила и работала, и ездила отдыхать с Мужем. Но теперь отрывочные встречи с Петей не пугали ее своей редкостью. Поняв, что она хочет его, Мила одновременно поняла, что она этого добьется.

И теперь она уже не просто рассеянно слушала, что Петя ей лопочет: «Узорные ткани так зыбки, горячая пыль так бела, – не надо ни слов, ни улыбки: останься такой, как была» (И. Анненский), а, сохраняя внешне тот же самый вид ленивого равнодушия, уже расчетливо охотилась.

И в ночные ощущения стала потихоньку возвращаться острота восприятия. Петя, желание его уже вписались в расписание «деловой» жизни Милы. Но и Мила не до конца четко еще сама осознавала, каково это ее желание.

Она только оформила это в слово ХОЧУ, но ЧТО внутри нее, ЧТО заставило ее сказать это слово, Мила сама даже не подозревала, не подозревала, что такое вообще может быть. Она и сама удивлялась, как это Петя и как это она соединились у нее и оформились в такие мысли, такие желания.