Лабиринты чувств - страница 25

Так и Мила сначала была захвачена, закручена этим внезапным неудержимым потоком, как сель, сметающим и смывающим все на своем пути. И лишь затем уже начала проявлять интерес к причине этого потока, лишь потом стала осознавать то, что он был, лишь потом узнала, что и у него есть имя, и это имя – Петя, лишь потом увидела его отдельно, а не только дрожанием ног, краской щек, твердеющей грудью. И уже совсем десятым действием, событием было то, что она поглядела и на себя, увязав его с собой.

Мила впервые поглядела на себя, на свою одежду, не только с точки зрения удобства и полезности, но и со стороны элегантности, красоты. И вдруг увидела, что и она (как большинство, подавляющее большинство, можно сказать – все женщины) ходит в брюках.

Конечно, это удобно. Конечно, это практично. Но отнюдь не женственно, отнюдь нет чарующей заманчивости ножек. Уже никто, глядя на обилие «штанов» вместо ножек, не сможет сказать: «О, закрой свои бледные ноги!» (В. Брюсов).

«Мы все в брюках унисекс, какие-то рабочие лошадки. Или все мы кривоногие, что боимся их показать?» – такие рассуждения появились у Милы. Она как-то по-новому осознала себя женщиной, женщиной, на которой должны останавливаться изумленные мужские взоры; один взгляд на которую должен вызывать неодолимое желание обладать ею.

И прежде всего это желание должно пробудиться в Пете. Она должна сломать в его глазах сложившийся образ непритязательного товарища иного пола, позволяющего безнаказанно играть с собой словами и взглядами.

И, поехав на работу, не доехала до нее, а свернула в поход по магазинам. В первом же магазине Мила вызвала помощь – Вадима. Даже для нее было трудным самой себе отвечать на вопросы подходит та или иная вещь, или нет. А «мирный» Вадим, давая совсем, на ее взгляд, бестолковые советы, тем не менее служил лакмусовой бумажкой, не оценки вещей, а ее чутья. Он помогал ей просто держать то, что она отбирала, и командовал продавщицами, заставляя их таскать все подряд в примерочную.

Оказалось достаточно трудным делом в изобилии товара избежать кича, эпатажа, крикливости. Миле это удалось, убив на это весь день. Скромное достоинство новой ее одежды, как и раньше, не кричало о своей дороговизне, а теперь уже исподволь говорило, что внутри нее женщина.

Как, глядя на птицу, сидящую на земле, мы понимаем, что это та, которая летает. Так и теперь, образ Милы говорил, что это Женщина. Мила видела, как изнемогает Вадим от такой феерии. Как ее изменившаяся оболочка завела его. Хотя и без этого огонь желания все время, когда она с ним встречалась, горел в его глазах.

Если раньше Миле приходилось все-таки включаться, чтобы получить мужчину, то теперь и изменившаяся одежда, и ее изменившийся облик, невольно рождали у окружающих ее, наверное, такие же желания, что рождает преследуемая жертва у маньяка-насильника – непреодолимую жажду обладания ею и одновременно ощущение нежной осторожности, от восхищения неизведанной загадочной прелести. Она теперь все время была настороженно заманчива, в основном от уже внутренней подсветки стремления получения Пети.

И слегка устав от своего вояжа по магазинам, Мила согласилась на изнемогший, умоляющий взгляд Вадима. Выйдя из магазина, – что же, Вадик, вези меня, мне тоже передохнуть надо.

– Милочка, я с удовольствием.

– Ну, уж это, с удовольствием или без, но вези меня.

И, приехав, она продолжала примерять обновки. Тоже совершенно новое для нее действие, до этого все ее примерки всегда заканчивались примерочной магазина, а сегодня она продолжала вертеться, почти точно так же, как вертелась тогда, утром в ванной перед зеркалом, очень оценивающе оглядывая себя, примеряя, как Петя посмотрит на нее.