Лабиринты чувств - страница 3

Итак, он увидел в ней девочку, а дальше началась сумасшедшая пора. Запойное время, когда кружилась голова от ежедневной весны. Когда «сердцу сладко, сладко, сладко, все непонятно, все загадка, какой-то звон со всех сторон» (Ив. Бунин). Но изумительно, что эта всепоглощающая страсть не мешала Миле оставаться одной из первых учениц и по-прежнему быть во главе всех школьных событий.

Играет знакомая мелодия. Ах да, это телефон. Водитель удивленно посматривает в ее сторону – почему она так долго не берет трубку.

– Я занята, перезвоните позже.

Петечка. Не могу же я при водителе с ним разговаривать. Мила почувствовала, как краска заливает ее лицо, как напряглись ее соски. И это даже не слыша его голоса, а только увидев на экране телефона, что звонит он.

Никогда раньше от мужских голосов Мила не краснела. Делая усилия, чтобы не выдать своих эмоций, Мила закурила; когда дым перестанет маскировать ее, краска уже уйдет с лица.

Свадьба, рождение детей, четыре года с ощущением счастья. Энергии Милы хватало, чтобы и любить, и рожать, и учиться, причем так же, как и в школе, быть одной из первых и в учебе и жизни института.

А потом, впрочем, это было не потом, а, наверное, на протяжении всех четырех лет первого замужества… Просто Мила была упоена новыми ощущениями и поначалу не замечала червоточинки того, кем она так увлеклась еще в школе.

Иногда, как вот и сейчас, на нее волной выливались воспоминания, удивленно-горестные теперь, как она, от природы умная, могла клюнуть на чисто физиологическую приманку первого Мужа.

Да, высок, да, блондин, да, всегда великолепно одет, да, популярен, да, пользуется спросом. Но ведь даже ее одноклассницы, все ее школьные подруги, млея в ожидании более близкого знакомства с ним, отпрыгивали от него после узнавания, после общения с ним, хотя, конечно же, не все, кто-то продолжал за ним бегать. Но те, что прерывали с ним общение, были отнюдь не такими умными и деятельными как она, но все же оказывались более ушлыми, прожженными в этом вопросе, четко распознавая в нем барыгу, выжигу. Распознавая инстинктивно, даже не то, чтобы зная значение, но и не зная самих этих слов.

Собственно, все знали (и она тоже), что он фарцует на «галёре», что он безжалостен и злопамятен в деловых отношениях. Ее одноклассники и одноклассницы не раз обожглись, обратившись к нему, польстившись на понравившуюся им вещь. Рассчитывая на его помощь и участие в каких-либо делах, принимая поначалу его как товарища и лишь затем прозревая, что он и не соприкоснулся бы с ними, не чуя своей материальной выгоды, выпячивая себя, как незаменимого и ценного авторитета.

И лишь она избежала этого ожога. За этим она к нему никогда не обращалась, как никогда не обращала внимания на свою одежду, наверное, оттого, что никогда у нее не было плохой одежды. Ее родители тщательно следили за тем, как она одета, и в добротности внешнего облика Милы никогда не было сомнения, и тогда для нее этого было достаточно. А свою авторитетную самодостаточность она ощущала всегда, правда, для себя никогда не оформляя это словами, не формулируя.

Конечно же, Мила знала обо всех этих «ожогах» одноклассников, знала и о его жестком, злопамятном отношении ко всем, кто вступал с ним в какой-либо контакт. Но, но… наверное, ее увлекло тоже и соревнование с подружками.

Сейчас-то Мила, вспоминая то время, говорила себе, что молодость – синоним глупости, но почему именно она, избежавшая маленьких «ожогов», обожглась так, что чуть не сгорела? И постепенно Мила стала замечать, что первый Муж и вовсе не умен, и равнодушен к детям, и равнодушен к ней. А Милу по-прежнему тянуло к нему, ее энергии хватало и на дневную деятельность и на ночную работу.