Сбросив халат, я облачилась в платье, надела простенькие, но удобные балетки и подошла к двери. Только сейчас я заметила, что над входом висела камера. Красный огонек мигал, привлекая внимание, и небольшой объектив пристально следил, передавая изображение дальше. Наблюдение не стало для меня сюрпризом и логично укладывалось в формат исследования, чтобы исключить происшествия в закрытом пространстве комнаты. Я поняла, что надо вести себя прилично и не вызывать подозрений. А главное, надо было привыкнуть к идее, что за нами постоянно следили.
Дверь автоматически открылась, выпуская меня в шумный коридор. Соседи вышли из комнат и уже успели познакомиться, ожидая сопровождающего. Здесь были и мужчины, и женщины. Возраст и внешность сильно отличались, но все были одеты в зеленое. Подспудно я сторонилась людей, поэтому при каждом контакте сразу отводила глаза, стараясь не выражать эмоций на лице. У меня не было никакого желания говорить с незнакомцами и задавать им будничные вопросы, ответы на которые меня не интересовали. После уличной стычки общение с людьми вызывало неприязнь и легкую агрессию.
Место напротив пустовало, поэтому, избегая других, я вынужденно пялилась прямо перед собой. Но и то недолго, потому что створка зашуршала, и неохотно, почти робко из комнаты вышел мужчина.
– О, Боже, – прошептала я себе под нос.
Конечно, это был он. Его проницательные голубые глаза встретились с моими проницательными зелеными. Я выдержала его взгляд. Не отвернулась, не отвела глаз, не притворилась, что смотрела на что-то рядом с ним. Нет. Смотрела прямо на него и поджала губы, растянув их в полуулыбке. Он сделал тоже самое.
«Я понимаю», – имела в виду я.
«Я тоже», – имел в виду он.
Сейчас, когда появилась возможность оценить внешность соседа, я не стала этого делать. Мы были равны по духу, и было совершенно не важно, как мы выглядим. Говорить не хотелось. Слишком тяжело и страшно начинать заново. Но я также чувствовала долю облегчения в том, что среди случайных незнакомцев был кто-то, кто сможет меня понять, с кем можно будет поговорить, если станет невыносимо. Еще с утра, когда он помог мне прийти в себя, мы были чужими людьми, а теперь нас связывали глубокие шрамы.
Я была так занята мысленным общением, что не сразу заметила, как пришли несколько человек персонала и пригласили всех следовать за ними. Смешавшись с толпой, я покорно шагала в ногу с остальными. В тот момент мне нравилось быть частью большого потока.
Через какое-то время человеческое море успокоилось. Мы остановились у больших деревянных дверей, контрастирующих с высокотехнологичным оборудованием остальных этажей. За раскрытыми настежь половинками виднелся огромный зал, залитый белым электрическим светом. Двое мужчин в белой форме преграждали путь, но как только часы показали 18.55, они уступили дорогу нетерпеливым студентам.
Вокруг меня толпа постепенно просачивалась в проем и механически потащила меня с собой. Размеры зала так сильно отличались от коридорной тесноты, что мне стало не хватать воздуха. Я чувствовала приближение паники и ушла в себя, чтобы не дать ей завладеть телом.
Терпеливо снося то, как проходящие пихали локтями, наступали на ноги, цокали языком и громко недовольно вздыхали, я не могла ничего с собой поделать. И вдруг пространство очистилось от людей, но заполнилось чем-то еще. Народ продолжал проплывать мимо плотным потоком, но при этом никто не смел ко мне приближаться. Я обернулась: на расстоянии шага от меня стоял сосед. Он ничего не говорил, ни на кого не смотрел, он просто заслонял меня, и толпа не отваживалась перечить ему, огибая нас, насколько это позволяла ширина коридора.
