– Это Вишустин запретил? – сообразила я.
Девушка не ответила, но заговорщически поводила глазами туда-сюда и потом слегка кивнула. Я догадалась, что за каждым ее движением так же следили, и кивнула ей в ответ.
– Простите, – сказала она громче обычного, продолжая быстро писать, – я не имею права разглашать эту информацию.
– Да тут и разглашать ничего не надо. Никто другой так обо мне не заботится, как он. Золотой человек, – шутливо добавила я, вызвав улыбку библиотекаря.
Все еще улыбаясь, она приблизила мою руку к сканеру, и вскоре я шагала с новыми книгами в столовую. Но мне не давало покоя, почему нельзя было читать Замятина. Это же не история любви. Или… Что могло быть в этой книге, что могло негативно сказаться на моем состоянии? Бред какой-то, думала я.
До этого момента я много слышала об этой книге, но руки до нее не доходили. Дома всегда было чем заняться, и читала я редко. Теперь, когда требовалось разгрузить голову от постоянной учебы, я открывала для себя новые имена и погружалась в художественные произведения, о которых так много слышала. Не всегда книги производили ожидаемого эффекта, но всегда цепляли словами, героями или их поступками. Я даже завела литературный дневник и, ведомая здешними обычаями, стала от руки заполнять его в блокноте.
За ужином по привычке я начала читать еще в очереди. «Зов полярных широт» Владимира Санина мне посоветовала библиотекарь, чье имя я стеснялась спросить, боясь попасть в немилость местным правилам. По ее словам дух книги был близок тому, чем мы занимались в программе, и помогал укрепиться в личной мотивации. С первых страниц книга разочаровывала: затянутая завязка и потерявшие актуальность детали советского прошлого отталкивали от чтения. Я постоянно отвлекалась, осматриваясь вокруг. От меня не ускользнуло, что некоторые студенты намеренно игнорировали мое положение и нагло вставали к знакомым впереди очереди. Было обидно и непонятно, с чего было такое отношение, и ничего не оставалось, кроме как возвращаться к исследованиям Антарктиды.
К счастью, сражение с текстом закончилось, как только повествование достигло вековых льдов, и я тут же потерялась во времени и пространстве, оказавшись в бесконечно белом и предельно суровом мире.
– Кхе-кхе… Простите, можно?
Я подняла глаза и несколько секунд фокусировала их на человеческом лице, но все еще видела строчки из букв. Мне пришлось опустить веки, чтобы перезагрузиться, и когда вновь открыла глаза, случайно выдала свое недовольство тому, кто так грубо нарушил мое уединение. Это был сосед. Я потратила еще какое-то время на переваривание этого факта.
Автоматически оглядев зал и увидев много свободных мест по всей столовой, я не сразу догадалась о причине его вторжения. От группы девушек донесся громкий смех, и мне стало ясно, от чего он решился на этот шаг. Они не сводили с него глаз, обмениваясь шутливыми замечаниями. Мгновенно среагировав, я пригласила его присоединиться к моей избе-читальне. Он не ответил, но я уловила, как его рот слегка растянулся в легкой улыбке. Поставив поднос на край стола, он положил планшет перед собой и сел наискосок, насколько позволяла длина стола. Я чувствовала, что будет продолжение разговора, поэтому выжидающе молчала.
– Я просто хочу покоя. Рядом с вами, – он запнулся, – тишина.
Его слова отозвались в душе. Я ведь тоже глушила голоса, особенно по ночам. Чтобы ты ни делал, нельзя просто стереть звуки, которые приносили столько радости. Смех, шепот, крик. Тишина – это благо, ее нужно заслужить. Внешнее радио очень раздражает: среди тысячи звуков мозг всегда пытается услышать привычные нотки, заставляя тебя вслушиваться, искать, обращаясь в слух, и жаждать улавливания знакомой речи. Даже при том, что он знает, что их больше нет.
