Ольга застала Биневского, когда он вращал глобус, это ему напомнила детство, тогда учительница разрешала трогать глобус только лучшим ученикам.
– Я учитель, достаточно банально и не модно сейчас, – смущенно сказала она, – учителя и врачи, к сожалению, сейчас не в почете.
– А я врач, – скромно вставил Биневский, он решил не называть все свои регалии, чтобы не «испугать» хозяйку.
– Мама, мама, – всё готово, – кричала из кухни Ксюша.
Все трое разместились в малипусенькой кухне. Биневский очень захотел есть, и с большим удовольствием уплетал прекрасные вафельные трубочки с вареной сгущенкой.
– Я очень рада, что Вам понравилось, моё угощение, это мы с Ксюшей пекли, – с гордостью сказала она.
– Очень вкусно!!! – Дожевывая еду, сказал Биневский.
– Ксюшенька моя, устала? – Очень ласково сказала Ольга и погладила дочку по рыжим косичкам.
– Немножко, – ответила та, а потом добавила, – я пойду спасть.
Ольга проводила дочку до её комнаты и вернулась на кухню.
– Оленька, – нежно произнес Биневский, – я должен идти, уже поздно.
– Вы, – она не знала, что сказать, – Вы нам очень помогли!
– Нет, это Вы оживили меня, – сказал он, взяв Ольгу за руку, и страстно её поцеловал. – Я очень хочу увидеть Вас, тебя Оленька снова и снова. Можно, я приду еще? – Настойчиво попросил он.
– Я буду ждать, – ответила Ольга.
Он ушел. Ольге казалось, что у неё выросли крылья, она то ходила по комнате, то смотрела в окно. Она не могла понять, что произошло сегодня. «Да ничего не произошло, – размышляла она, – просто я встретила мужчину». Она закрыла лица руками: «Я полная дура, – подумала она, – зачем я ему? Может у него есть жена, да, точно есть. А как же Ксюша? И нужно ли мне всё это?» Ей казалось, что её тихая уютная жизнь может быть нарушена. Но хотела ли она этого?
Биневский ехал по ночной Москве. Древние считали, что мудрость – это единство разума и чувств. Биневскому казалось, что в свои шестьдесят три он достиг этой гармонии, но сейчас он понял, что не может сделать выбор, рассудок путался, а эмоции захлестывали его. Он думал об Ольге. Он точно знал, что эта та женщина, которую он сможет полюбить.
***
Биневского разбудило яркое майское солнце, но настроение у него было отнюдь не весеннее. Всё ночь ему снилась преисподняя, где крохотные, лохматые бесы с огромными хвостами, которые заканчивались синей кисточкой, пытали привязанного к столбу академика. Они настойчиво спрашивали его: Сколько у тебя сыновей? Сколько у тебя сыновей? Сколько у тебя сыновей? Они повторяли эту фразу, как ему казалось, бесконечно. Они совали ему в лицо синие конверты и хохотали. Потом он увидел свет, Ольгу в образе Мадонны и проснулся.
«Что за хренота, ну прямо по Фрейду31», – размышлял он.
В спальную к отцу заглянул Герман.
– Пап, ты проснулся? Я сам завтрак приготовил, наша «красная тапочка» (так он называл домработницу, имея в виду цвет её домашних туфель) сегодня подойдет к обеду.
– А ты чего не в клинике? – Спросил его отец.
– Мне сегодня дали поручение купить картину в красивой рамке, как внуку известного искусствоведа, вспомнили про нашу бабулю-мадам Викторию Старыгину – сказал он с издевкой, – это для одного нашего юбиляра.
– И они надеются, что эстетический вкус врожденное явление? – Спросил с иронией Александр Михайлович.
– Только бы ген мадам Виктории не затерялся в спиралях ДНК. А то даже и не знаю, поможет ли мне твоё «генетическое наследство» в этом деле? – Съязвил Герман.
