– Ты Жертва, – все больше разражался он. – Ты обычная Жертва. Как все. Жертва-тва!
– Не нужно, – кротко произнес дежурный мальчик. – Тебя могут услышать, – он приложил указательный палец к губам, стиснув зубы.
– Ты Жертва, – продолжал Карл, понимая, что ему становится все труднее остановиться. – Ты ходишь по школе, как будто над тобой опыты делают. Выкачивают кровь и все остальное.
Он видел, как мальчик тускнеет, в его глазах появляется страх, но это продолжалось всего мгновение.
– Знаю, – воскликнул он. – Я Жертва репрессий. Ты меня давно уже так называешь, но меня это не слишком волнует. Если бы меня так называл мистер Пок, тогда я, может быть, и задумался, но ты. Кто ты для меня?
Карл перестал смеяться. Самый худой ботаник, один из неудачников только что осадил его.
– У тебя химия, – резко сказал Жертва. Мало того, что он должен был отвести того на урок, он еще и должен знать, что тот досидит на нем и больше ни разу не плюнет по дороге.
– Пошли, – тихо сказал дежурный, – Третий этаж. Сейчас мы с тобой поднимемся по лестнице.
Но Карл сейчас не мог сидеть в кабинете. Он был слишком зол на всех. И теперь перед ним самый худой мальчик на планете и хочет отвести его на урок, как маленького. Только что он дал ему понять, что не уважает его, что ему наплевать на его мнение, что он никто.
– Так ты идешь? – продолжал противник. Карл не выдержал. Как только длинный подошел к нему, чтобы взять того за руку, он оттолкнул его от себя. Да так сильно получилось, что тот упал. В тот самый момент шла уборщица и вскрикнула. А директор, который после долгого разговора сейчас шел на обед, и уже был на лестнице, с которой был прекрасный обзор и, конечно же, заметил лежащего и стоящего мальчиков.
– Ты чего? – восклицал лежащий.
– Держи палец на звонке, – отвечал стоящий.
Второй раз оказаться у директора в кабинете – это было нечто. Поэтому лучший способ справиться – упасть в обморок. Что Карл и сделал. Но, конечно же, он сделал это не специально. Так получилось.
– Тебе плохо? – запричитал дежурный.
– Ему нехорошо, – подтвердила Хьюс.
– Тебе нехорошо? – машинально спросил длинный мальчик, пока Хьюс хлестала его по щекам и приводила в чувство. Карл очнулся на мгновение, но уборщица продолжала свою восстановительную гимнастику так, что мальчик снова отключился.
– Неси его к Якобине, – заключила Хьюс, вцепилась в швабру и уже через мгновение терла пол вокруг Карла.
И вместо третьего этажа, Жертва понес его в медкабинет, на первом этаже. Звонок с урока прозвенел значительно позднее. Это не могло не радовать учителей, но никак не детей, которые считали каждую минуту до конца нудного учения.
Якобина была доброй женщиной, но детей не слишком любила. Пока она сидела одна в кабинете, на ее лице было нарисовано состояние благолепия. Она любила эти часы спокойствия, когда идут уроки и есть еще время до перемены, когда и может произойти нечто такое, что может привести в ее кабинет и заставить что-то делать. Например, забинтовать руку упавшего с лестницы, либо голову убежавшего с урока прямиком на дерево, где, по его мнению, никто не станет мешать. А то и спасать целую гурьбу от внезапно напавшей хандры, являющейся по всей видимости итоговой контрольной за полугодие.
Она спокойна, в окне – ласточки и голубой небо. Шторы в крапинку и улыбка на лице с жующим виноградом – хорошо. Но проходит мгновение счастье и уже на второе пришествие в кабинет врывается жердеподобный мальчик, взлохмаченный и взволнованный, к тому же держащий в руках другого мальчика без явных признаков чувств. Последнего она знала, как невоспитанного, правда здоровающегося, но так, что его вежливость ни в какие ворота не воспитанности не помещалась. Как можно отнести «Доброе утро, Мракобина Флай», когда ее звали Якобиной, а не как иначе. А «До свидания, Мра-а-кобина». И ничто не могло подействовать на него – ни угрозы, ни инъекции, ни отказы писать справки во время прогулов. Он продолжал ее звать так, как ему вздумается, а она угрожать ему расправой в своем кабинете с помощью уколов, которые так боятся все дети.
