– Чем вы, монахини, занимаетесь? Ходите, крысиных мутантов высматриваете? – прогундосил он.
– Ну, почти, – начала уклончиво монахиня. – Приходится. А кто этим займётся? Там, – она показала рукой на видневшиеся вдали белые стены с густо накрученной проволокой по верху, – в этом, Лабораториуме, относятся к делу слишком рьяно. Приходится следить поневоле за ними. Хоть и говорят, что всё под контролем, а… – Эмма махнула рукой. – Никто не знает, что делают больные на голову люди с больными животными.
Гарри поёжился, Нума прижался к Нелли плотнее.
– Не хочу проснуться однажды утром с перегрызенным горлом, – доверительно сказала монахиня, чуть наклонившись к Гарри.
– А пистолеты монахиням разве разрешено носить?
– А как в споре веры поставить убедительную точку! – хохотнула монахиня.
– Чего ж, ты меня не пристрелила, когда я… Ну…
– Кто ты такой, чтобы на тебя пули тратить, – усмехнулась Эмма. – Больше не приходи туда.
– Не приду, – сказал Гарри. – Нет его больше. Мутанта этого.
– Чего хотел-то он от тебя?
– Да, так, – отмахнулся Гарри.
– Ладно, – монахиня толкнула Гарри кулачком в бок. – Расскажи святой сестре.
– Между нами, – Гарри поднял указательный палец.
– Да, кому я расскажу?! Кто услышит-то?!
Нелли показалось, что монахиня подмигнула ей.
– Давно он к тебе приставал-то?
– Давно, – горестно вздохнул Гарри.
– А ты, молодец, не сдавался.
Гарри снова тяжело вздохнул.
– Знала бы ты, как это больно! Если бы я знал, что это – мутант! Он ведь хотел, чтобы я убил.
– Да, ладно! – воскликнула Эмма. – И кого?
– Кого, кого! Человека!
– Ну, понятно, что не собаку. А где живёт этот человек?
– Там, – махнул Гарри в сторону города. – Эта падаль говорила, что он плохой человек и что логово его на вершине маяка. И всякий раз, когда говорила, было так больно, – Гарри даже зажмурился, видимо припоминая.
– Да, как же ты убил бы его без оружия? Человека этого.
– Как? Так! Мутант говорил, – Гарри сморщился, словно с трудом вспоминал. – Говорил, что надо его столкнуть с маяка. Он, типа, летать не умеет. А то, что маяк по ночам на город светит, так это… – Гарри перешёл на шёпот. – Это не свет, а луч, которым он нам мозги-то и просвечивает. Вот.
– Ужасы какие, – сказала монахиня. – Ну, твои—то мозги и без маяка уже совсем просвеченные.
– Ходил я на этот маяк, – признался Гарри. – Хотел поговорить с ним, с человеком этим. Двери закрыты. Не понятно, живёт он там или нет. Палисадничек с цветочками. Площадка выметена. Провода там по стене в руку толщиной каждый наверх шли, – Гарри округлил глаза. – Мощно заземлённые.
– Так это, чтобы электричество подавать? – заинтересованно предположила монахиня.
– Какой там! Я знаю, как кабель для тока выглядит. А эти в защитной оплётке. Трубки там какие-то проходят ещё. Вот. Что-то туда подаётся. Либо оттуда, – сообщил Гарри доверительно.
Нелли этот разговор заинтересовал. Все дети Рыбного переулка когда-нибудь ходили к маяку. Цветочки Нелли вспомнила, но трубки, хоть ты тресни, не припоминала.
– Знак там ещё я видел, – продолжал Гарри, видимо, решив за всю жизнь выговориться и освободиться от тайн. – Вроде как, нарисованы три крысы на щите.
И Нелли и Эмма потянулись к Гарри в полном внимании.
– И эта крыса, трёхголовая… Ну, я не знал, что она такая то страшная, и не знал, что крыса… Снилась она мне… Вертится перед носом, вертится, картинки показывает. То я, как бы, без головы, а вместо неё будто бы кастрюля. То дочка моя крысами раздирается…
