Этот парадокс мучил Отона, как и других. Некоторые из принцепсов Урбса ревностно трудились над изменением данных параметров. Эта затея свидетельствовала об отчаянии, охватившем его сородичей. Если она удастся, изменения будут сопровождаться преображением настолько глубинным, что подвергшиеся им Интеллекты себя не узна́ют. В противоположность им, другие – и среди них первая Плавтина, – требовали продолжения лихорадочных поисков Человека, поставив все на надежду, что где-то в солнечной системе должен оставаться хотя бы слабый след генома Homo sapiens, зернышко, из которого снова вырастет целая цивилизация. Отон не возражал против такой линии поведения и даже заключил с принцессой долгий союз, который зиждился на отказе ослаблять Узы. Он абсолютно не желал становиться кем-то другим, но не питал иррациональной, мессианской веры, способной поддерживать его в собственных поступках. После четырех тысячелетий Человеку не вернуться.
Перед ним открывался срединный, прагматичный путь. Срединный – но не легкий. Ступая на него, он пожертвовал компанией собратьев, оставил свое место в Урбсе и даже на собственном Корабле. Его «я» сузилось до размеров меньших, чем было при рождении, и теперь зависело от единственного – и уязвимого – тела.
Но теперь он обладал сокровищем, подобного которому не знали в этом огромном мире: расой людопсов. Они могли вести битвы, владеть оружием и убивать. Их вел охотничий инстинкт. К тому же они имели естественную предрасположенность к уважению, подчинению и покорности. Об этом позаботилось Человечество. И теперь с их помощью Отон мог нанести удар. Недавняя битва в космосе стала тому доказательством.
С условием, что они будут ему подчиняться. В этом смысле появление Плавтины смешало его планы. Он пожал плечами. Это лишь ускорило ход событий. Эврибиад и Фотида должны были признать очевидное: они не могли рассчитывать на то, что он не сможет их защитить, и, напротив, могут надеяться на спасение, пока хранят Корабль в целости и сохранности. Они, без всякого сомнения, умны и достаточно скоро поймут, что выбора у них нет. В это самое время в огромном отсеке, заполненном морской водой под фальшивым небом, имитирующим небеса родной планеты, они наверняка думают об этом и придут к единственному возможному заключению.
И все же Плавтина застала его врасплох. В этой странной, уязвимой на вид молодой женщине Отон различал черты характера старой Плавтины. Он исходил из принципа, что она остается Интеллектом, как и ее создательница. Сообщить нечеловеческим созданиям о существовании Уз – для нее это наверняка стало испытанием. В этом поступке крылась опасность – пусть и слабая – для возрождения Человека. Плавтина действовала не только по расчету. Отон с самого начала присмотрелся к ее лицу, удивительно прозрачному в своих эмоциях. И прочел там движение сердца, которого не знали Интеллекты: возмущение. Странная реакция, на самом деле, порождающая желание бунта против реальности, бунта во имя невозможного.
Благодаря людопсам у нее появился рычаг давления на Отона. Теперь она получила, чего хотела: он обратил на нее внимание.
В ней была та же отчаянная решимость, та же острая, даже болезненная верность собственным убеждениям, что и у ее создательницы. Но у новой Плавтины к этому добавилась способность вольно обращаться с нормами, которым были подчинены действия Интеллектов. Отон чуял в этом непредвиденное, оставляющее кислый привкус будущей опасности.
