Я пред ним замер в восхищении, а Лис мигом под ветви заскочил, ахнул:
– Ух ты! Ему лет пятьсот, не менее…
– Больше… – подал голос Хитрец. – Это Старый Дуб – страж Волхского леса.
– Страж?
– Да. Вон вокруг ствола кора стертая. От цепи след. В старину здесь волхи жили. – Смутился, замялся, но добавил все-таки: – Руны так говорят…
– Волхи? Это те колдуны, от коих волхвы пошли?
Глаза у Лиса разгорелись, будто увидал перед собой не дуб, а самого волха древнего… Хитрец за ухом потер, покраснел:
– Что до колдовства, о том не ведаю, а руны о волхах немногое помнят… Упоминают, будто и зверя, и птицу волхи понимали…
Лис фыркнул, хлопнул ладонью о могучий ствол:
– Ха! Любой охотник зверя да птицу понимает!
– Сказывают еще, что они лес этот из другого мира перенесли. Мол, взяли за какой-то кромкой ростки малые и здесь их посадили. Из ростков тех могучий лес, всяких диковин полный, поднялся… Все остальные деревья на земле – тех ростков дети…
– Стало быть, дуб этот для всех деревьев – что Род для людей? – задумчиво произнес Славен.
– Стало быть…
Хитрец то ли боялся воспитанника своего, то ли виной до сих пор мучился, а смотреть на него избегал, лишь втихомолку поглядывал… Да мне-то что? Свои дела пускай сами решают, а мне интересно было о волхах да цепях, что на дубе висели, узнать.
– А кто тут на цепи сидел? – спросил Хитреца.
– Коты громадные… Баюнами их звали…
– Почему коты? Чего они худого сделали? – удивился Медведь, задумчиво проводя толстым пальцем по изрезанной коре.
– Коты тропки заветные, к волхам ведущие, обороняли. По-своему, конечно, по-кошачьи… Только захочет кто до печища волхского дойти – ступит в лес, а Баюн – прыг перед ним на тропу и давай сказки сказывать, песни петь, да так, что не хочешь, а заслушаешься. Сам он красивый, пушистый, домом пахнет, уютом. Коли нет у путника дела неотложного – сядет послушать кошачьи байки о богатырях могучих, девицах прекрасных, сокровищах несметных, да так и останется сиднем сидеть до самой смерти, небылицами одурманенный. А тому, кто мимо Баюна проходил, лес уж и сам загадки загадывал. То белая березка стройным девичьим станом мерещилась, то куст корявый воином израненным казался. Глупый да невнимательный непременно с тропы сходил. А там его нежить одолевала. Кого били и прочь выгоняли, кого до смерти запугивали. Добирались до волхов только самые отчаянные. Да еще блажные. Первые отвагой и умом брали, а вторых лес сам не обижал – считалось, богами они отмечены…
Все Хитреца слушали и вокруг дуба топтались, будто ждали знака какого, его слова подтверждающего… А мне до конца дослушать хотелось всего более.
– Хитрец, а что потом с волхами сталось?
– Да кто их ведает… Воевали они долго с ньярами, случайно в края наши заскочившими и проведавшими, будто в лесу у волхов тайные да богатые клады упрятаны. А потом волхи пропали, а ньяры назад в свои фьорды ушли…
– Как пропали?! – хором охнули Лис и Наследник. Хитрец пожал слабыми плечиками:
– Не знаю. Просто исчезли и все. А с ними вместе Баюны, цепи златые, зверье говорящее да нежить лесная. Остался лес обычный, разве что деревья в нем других больше и тропки уже. Рунами так сказано: «В ночь наладили волхи ладьи белые да ушли по лесной реке Ящере из мира этого на кромку. И стоял той ночью стон страшный по всей земле, ибо обернулась вихрем черным сила лесная и умчалась вслед за волхами. С той поры поднялась стена меж людьми, богами да разной нежитью…»
