– Смотри-ка, не боится, – говорит долговязый.
– Он в шоке. Сейчас очнётся и убежит без оглядки, – отвечает другой.
– А ты не пугай. Мы же не станем убивать его. Покатаем, параметры замерим и отпустим.
– Как бы с ним объясниться?
Понял я, бояться нечего, да и крикнул им с помощью приборчика на чистейшем инопланетянском языке:
– Чао бой ни в зуб ногой! – что в переводе на наш человеческий язык означает: «Привет, ребята! Никак заблудились?»
Они глаза вылупили ещё больше, уши подняли, смотрят друг на друга, не понимают, откуда родная речь. А я опять кричу:
– Гоп до кучи, ёж колючий! – мол, идите поближе, не бойтесь, мы гостей не едим. Поняли, подходят и говорят на человеческом языке с типичным космическим акцентом:
– Ты кричал?
– Я, – говорю. – Не напугал?
– Удивляемся, – отвечают. – Откуда ты наш язык знаешь? Ведь ваша цивилизация пока нас даже обнаружить не умеет.
– Почему не умеет? Решили, что мы щи лаптем хлебаем. А мы и ложкой можем. Видишь, приборчик придумали на интегральных схемах, любые коды расшифровывает. Махнёмся?
– Что-что? Не понимаем.
– Обменяемся, – говорю. – Я вам даю мой прибор, вы мне – свой.
– Такой прибор на ваших интегральных схемах построить нельзя.
– Вам нельзя, а нам можно. Вы же свой прибор тоже как-то построили.
– Наш прибор достаточно прост, но для тебя пока недоступен. Вами ещё не открыты многие важные свойства природы. Как же ты всё-таки нас понимаешь?
– Через него, – подбросил я перед их носами приборчик и поймал, словно монетку.
– На каком принципе он работает?
– На волевом субстрате.
– Как-как?
– А так. Я говорю ему: переводи, он и переводит. Вот и всё.
– Шуры-муры куры дуры, – говорит негромко пухленький длинному. А приборчик мне переводит: «Видно, их цивилизация не так проста, как нам кажется».
– Ум на разум семь на восемь, – успокаиваю их. – Дескать, приезжайте почаще – привыкнете. У нас, русских, хобби такое – мир удивлять. Но вы, кажется, хотели покатать меня?
– О, Русский любит быструю езду! – обрадовались они, схватили меня за руки и потащили к инолёту, спрятанному за кустами. Мы бесшумно взлетаем и срываемся куда-то с такой скоростью, что лес, земля, небо – всё сливается в одну сплошную серую массу. Не успеваю привыкнуть к новым впечатлениям, как оказываемся в ином мире. Вылезаю, вернее, выплываю, из инолёта и сразу сжимаюсь от ужаса: со всех сторон несутся на меня какие-то шары, цилиндры, трубы, ленты. Но, поравнявшись со мной, они огибают меня или обволакивают, не причинив никакого вреда. От вытянутых рук некоторые отталкиваются, словно воздушные шарики, деформируя соседние предметы и протискиваясь между ними. Я догадываюсь, что все эти ужасные серые, пегие, сизые, зеленоватые, розовые предметы устроены из дыма или воздуха, без запаха, то с чёткими, то с расплывчатыми податливыми границами. Даже вокруг меня образовалось нечто сизое, туманное, колеблющееся. Озираюсь вопросительно на инолёт, на своих новых знакомых, но вместо них нахожу лишь расплывчатые туманные очертания. Всё превратилось в дым. Заманили, обманули и растаяли, сволочи. А как же я? Как я отсюда выбираться буду?..
– Ты, командор, понимаешь что-нибудь? – доносится справа.
– Ничего не понимаю.
– Я тоже. Что делать будем?
– Будем выбираться.
– Что-что? Откуда выбираться? Опять уснул!
– Ой, и правда! Ты меня, Ген, толкай почаще.
– Хорош гусь. Час прошёл, обсуждать пора, а он дрыхнет, наглец.
