Лампёшка - страница 4



– Я опоздала, мама.

– Да, милая девочка. Ты опоздала.

– Папа сильно разозлился?

– Да, сильно.

– На меня.

– И на тебя тоже. И на меня. И на себя.

– Но что я могла поделать?! – кричит девочка облакам. – Я так старалась. Правда старалась!

– Знаю. Ты очень смелая.

– Недостаточно смелая.

– Ещё как достаточно! Храбрее моей дочери никого не сыскать. Ну же, вставай, иди в дом. Ещё простудишься тут.

– Да, простужусь, – говорит Лампёшка и на минуту зажмуривается. – Страшно простужусь, а потом умру. И буду с тобой.

Она видит, как мама качает головой.

– Нет, этому не бывать. Вставай, милая.


Лампёшка вздыхает и с трудом поднимается. Она замёрзла, всё тело затекло и покрыто синяками. Девочка ступает на крыльцо и открывает дверь.

– Папа?

В комнате темно, по полу рассыпано содержимое шкафов и ящиков. Дверь печки распахнута, а отцовское кресло опрокинуто и валяется посреди носков, гороха, золы. Самого отца нигде нет, только в закутке, где стоит его кровать, видны скомканные одеяла.

Горох хрустит под ногами. Лампёшка, оскальзываясь, подходит к лестнице.

– Папа? Ты там?

Неужели он взобрался наверх? А как же нога?

Август стоит наверху, опираясь на перила, белые от птичьего помёта, красные от ржавчины. Он всматривается в море. Лампёшка останавливается рядом. Они молчат, мягкий ветер треплет им волосы.

Внизу, привалившись к подножию скалы, что высится посреди бухты, лежит корабль. Льнёт к камням, как хворое дитя к матери. Нос разнесён в щепки, мачты переломаны и торчат во все стороны. Паруса безвольно поникли. Повсюду плавают доски, бочки, обломки корабля. С берега доносятся крики, в порту отчаливают и причаливают шлюпки.

Лампёшку пронизывает ледяной холод, она закусывает губу. Это она виновата. Это всё из-за неё.


Она поднимает глаза на отца. Рыжеватые, уже седеющие волосы, щетина на подбородке. Глаза красные. Неужто всю ночь не спал? Лампёшка пробует украдкой уловить запах его дыхания, но чует только соль и ржавчину. Он ужасно рассержен на неё, это понятно. Может, он больше ни слова ей не скажет, до конца жизни.

Но Август всё же заговаривает с дочерью.

– Слушай меня. – Его голос скрежещет, будто он очень давно им не пользовался. – Запоминай хорошенько. Я всю ночь пытался починить линзу. Механизм линзы.

– Он что, сломался? – удивляется Лампёшка. – Вчера ещё работал.

Она хочет посмотреть, что там такое с линзой, но отец сжимает её руку – крепко.

– Нечего там смотреть! – говорит он. – Слушай. Слушай и повторяй за мной. Мой отец…

– Э-э-э… мой отец… – повторяет Лампёшка.

– Всю ночь пытался…

– Всю ночь пытался…

– Починить линзу.

– Починить линзу. А кому я должна буду это говорить?

– Любому, кто будет задавать вопросы. Починить удалось только к утру, но было уже поздно.

– А… – говорит Лампёшка. – Но…

– Повтори.

– Починить удалось… э-э-э… только к утру, но…

– Было уже поздно.

– …было уже поздно. Но ведь это неправда, механизм работал. Выходит, это враньё?

Отец бросает на неё грозный взгляд.

– А что мне прикажешь говорить? Что моя дочь, вот эта самая девчонка, забыла купить спички, что это она виновата?

– Нет, – пищит Лампёшка.

– То-то же. Запомнила, что отвечать?

Девочка кивает, и отец отпускает её руку.

– А можно сказать, – говорит она, – что я тебе помо-гала… э-э-э… подавала отвёртки, плоскогубцы разные?

– Можно, – отвечает Август. – Мне всё равно.

– А ещё мы можем перепачкать руки, чтобы было похоже, что мы…

Отец хватает её за плечи и трясёт.