Он стоял спиной ко мне, опять же, застыв в неподвижности. С очевидностью, супротив негуснегести и амирнарха, сурьевич не покинул судно, лишь поднялся с кресла, не оставляя меня одного в волнении, всего-навсего предоставив возможность самому успокоиться и в том явив отцовское попечение. Именно то, чего я был лишен из-за СансарРуевитПраджапати-джа и Анг дако Мадбубухат, еще совсем маленьким потеряв человеческих родителей, и, одновременно, приобрел все это в Камале Джаганатхе, Ковин Купав Куне и Ларса-Уту. Посему я уперся ладонями в сидение кресла, да поднявшись с него, неспешной поступью направился к Ананта Дэви. Оный неотрывно смотрел на лесистую часть, где высокие деревья с прямыми, ровными стволами, переливающиеся лазурью круговых полос, с шатровидной кроной, покрытой тонкими, длинными голубоватыми листьями, расщепленными на концах на более узкие ленты, росли сплошной стеной. Оскуй, как оказалось, неподвижно замер в промежутке между чертогами прабхи и самого Ананта Дэви, на мостовой. Теперь прикрытый сверху основным куполом, и не только перундьаговцы, но и рабы, слуги покинули, как его, так и ближайшие к нему подступы, видимо, таким образом, давая нам возможность поговорить наедине.
– Извините меня Лан-Эа, мой уникальный мальчик, дитя, мой поразительный абхиджату, – заговорил Камал Джаганатх с такой нежностью, одновременно, шумно дыхнув и подпев себе струнами гуслей, определенно, не менее ласкательно сказав обо мне на гиалоплазматическом языке, так как толковать со мной мог только он. – Мой голубчик, – дополнил он, очевидно услышав, как я к нему подхожу и повернул вправо голову, – я был с вами не позволительно суров.
Он смолк и нежно мне улыбнулся, а я, застыв рядом, и воззрившись в его два глаза с темно-лиловыми радужками, синим зрачком и розовыми веками, имеющими удлиненные глазные щели, входящие в височные части головы, ощутил днесь все его волнение, словно пульсирующее какой-то густой, неподъемной бедой. Понеже резко перевел взгляд в его зоркий очес во лбу, вогнутой формы, обрамленный вывернутыми веками, находящийся в окружение серебристых чешуек, не только сверху, по бокам, но и снизу, где темно-лиловая радужка в форме звезды с многочисленными тонкими лучиками входила в синюю склеру. Узрев неожиданно, как тонкие лучики звезды резко дернувшись, свершили поворот и с тем словно всколыхнули синюю склеру, а перед моим наблюдением мгновенно промелькнула черная даль космического пространства, объятая сияющими каплями золотистого огня, ровно пролитого пожарища.
– Что это? – удивленно спросил я, ибо и само принятое и виденное было для меня новым.
– Что-то непредсказуемое и не ожидаемое мной, – отозвался Ананта Дэви, возвращая мой взор на собственное лицо и пугая меня самим ответом, словно не мог предотвратить уже свершившееся. Так как я знал из его рассказов, что он просматривал нить времени до полного обретения мною власти в Веж-Аруджане и гиалоплазматических Галактиках, до принятия титула БхаскараПраджапати-джа. Он теперь ступил вправо, развернувшись ко мне вполоборота, и протянув правую руку, слегка придержал за плечо, не столько даже обнимая, сколько всего-навсе приближая к себе и очень тихо, так дабы слышал лишь я, молвил:
– Я толковал вам, Лан-Эа, что видел ваше грядущее и становление вас, как БхаскараПраджапати-джа, або все инаковые ветви ваш отец отсек, – и я в этот раз не кивнул, а только согласно помыслил, зная наверняка, он прочитает мои мысли. – Обаче ноне случилось непредвиденное. На виомагаме, на каковом мы с Аруном Гиридхари находились, вже, почитай, на подлете к системе Медуница, я принял фантасмагорию, иде в нити времени появилось новое ответвление. Я убежден, сего ответвления тамоди доселе не имелось, абы бывал на том фрагменте. Но днесь наново явленный отрезок грядущего показал страшную, гибельную сечу меж Веж-Аруджаном и Галактиками Ланийкдан и Джиэйсиу, и их, почесть, полное изничтожение. Истребление не токмо созданий, маток-маскулине, но и существ, планет, систем, по причине того, что на сей ветви, вас нет…
