Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - страница 15

В чем Леонид был несомненным триумфатором, так это в богатой личной жизни. Его брак с Розалией стал сущим благословением; супруги были искренне преданы друг другу. Леонид был по-настоящему довольным жизнью человеком, что, вообще говоря, редкость для художника. Он полагал себя счастливцем, которому повезло и с обожаемой им профессией, и с женитьбой на любимой женщине. В отличие от многих художников, он всегда находил время для своих детей. Увы, о Борисе того же сказать нельзя. Писатель всегда ставил работу выше близких, а у них и мысли не возникало протестовать. «Он был гением,[65] – говорил Евгений о своем отце, тем самым объясняя его недостатки как родителя. – Он был той самой редкостью – свободным человеком. Он намного опередил свое время, и ему нелегко было следовать своей мечте. Как это печально, когда приходится жертвовать своим гением ради семьи! Мы обращались к нему только при крайней необходимости. Я радовался его помощи, но никогда не просил о ней. Мы его не беспокоили. Он был сильным человеком, и мы знали это и уважали».

Ни одному из детей Леонида не казалось, что он стоит на втором месте после отцовской живописи или что в жизни их отца может существовать что-то более важное, чем они. В сущности, они сами стали его искусством. Современники шутили, мол, «дети Пастернака[66] были главными добытчиками в семье», поскольку именно они были излюбленными моделями для картин Леонида. Он был мастером быстрого рисунка, схватывавшим характерные движения и позы, и выполненные углем зарисовки семейной жизни считаются одними из его наиболее сильных работ. Уже по одним этим рисункам, проникнутым любовью, ясно, что Розалия была преданной матерью. На рисунках она всегда изображена склоненной в сторону детей: сидит ли она с ними за роялем, смотрит ли, как они делают уроки или рисуют, ее тихое материнское присутствие буквально осязаемо.

Леонид познакомился с Розалией Исидоровной Кауфман в своем родном городе Одессе в 1885 году, когда ему было двадцать три года, а ей восемнадцать. Пастернаки – еврейский род, их предки осели в Одессе в XVIII веке. У Леонида были голубые глаза, он был стройным и красивым молодым человеком с бородкой клинышком. «Он всегда носил что-то вроде шейного платка, – вспоминает внук Леонида, Чарльз. – Не галстук, а свободный белый шелковый шарф, завязанный бантом. Тщеславия в нем не было, но, должно быть, собственный облик ему нравился, поскольку он часто создавал автопортреты». Чарльз по-мальчишески восхищался длинным ногтем на безымянном пальце правой руки Леонида. «Он нарочно отрастил его, чтобы можно было соскребать лишние мазки краски с холста[67]».

Талант Розалии, как и Леонида, проявился рано. Она была концертирующей пианисткой, и уже в девять лет состоялся ее дебют на публике с фортепианным концертом Моцарта. Выступление юной пианистки снискало множество похвал. С пяти лет она забиралась под рояль и слушала, как занимается ее старшая сестра, а потом воспроизводила по памяти отрывки из произведений, которые та играла. Розалия обладала приятной внешностью: пышная, с густыми каштановыми волосами, всегда убранными в аккуратный пучок, и понимающим взглядом темных глаз. «Меня больше влекло