Ларк-Райз - страница 13

Маленьких Джонстонов, детей священника, вечно ставили в пример детям из «крайнего дома». Те всегда были добры друг к другу, слушались старших, никогда не пачкались, не шумели и не грубили. Вероятно, после ухода няни Эммы они испортились, потому что Лора помнила, как ее водили к ним перед тем, как семейство Джонстонов навсегда покинуло округу, и один из старших мальчиков дергал ее за волосы, корчил ей рожи и похоронил ее куклу под деревом в саду, накинув себе на шею вместо стихаря кухаркин фартук.

Старшая дочь Джонстонов, мисс Лили, которой тогда было около девятнадцати лет, несколько миль провожала нас домой и вернулась в сумерках одна (так что викторианских юных леди не всегда оберегали столь ревностно, как считается ныне!). Лоре запомнилась тихая беседа, что велась у нее за спиной, пока она ехала на возвышении в передней части детской коляски, болтая пятками над передним колесом. Выяснилось, что в то время мисс Лили уделяли «особое внимание» сэр Джордж и мистер Лукер, посему шло обсуждение достоинств каждого из них. Мисс Лили нет-нет да возражала: «Но, Эмма, сэр Джордж уделял мне особое внимание. Маме многие об этом говорили», а Эмма отвечала: «Но, мисс Лили, дорогая, вы полагаете, у него серьезные намерения?» Возможно, сэр Джордж действительно питал серьезные намерения, ведь мисс Лили была очаровательна; однако роль феи-крестной для семьи из «крайнего дома» она взяла на себя в качестве миссис Лукер. От нее регулярно приходила рождественская посылка с книгами и игрушками, и хотя миссис Лукер больше никогда не виделась со своей бывшей няней, они переписывались вплоть до двадцатых годов двадцатого века.

Вокруг деревенских коттеджей играло множество ребятишек, еще не доросших до школы. Каждое утро их укутывали старыми платками, перекрестив концы на груди и завязав их сзади тугим узлом, совали им в руки что-нибудь съестное и велели «идти играть», пока мать занимается домашними делами. Зимой, когда их маленькие ручки и ножки от холода покрывались багровыми пятнами, они носились, играя в лошадок или паровозики. Летом стряпали «пироги» из пыли, смешивая ее с жидкостью самого интимного происхождения. Если малыш упал или ушибся, он не бежал в дом за утешением, потому что знал, что услышит лишь одно: «Поделом тебе! Надо глядеть, куда идешь!»

Эти дети напоминали маленьких жеребят, выпущенных на пастбище, и внимания получали примерно столько же. У них могли случиться, и часто случались, и насморк, и обморожение пальцев и кончиков ушей; но они почти никогда не заболевали так сильно, что оставались дома, и росли крепкими и сильными, а значит, эти порядки, должно быть, им подходили. «Крепче будут», – говорили их матери, и они действительно становились выносливыми – такими же крепкими телом и духом, как взрослые деревенские мужчины, женщины и старшие мальчишки и девчонки.

Иногда Лора и Эдмунд играли с другими детьми. Отцу это не нравилось; он говорил, что они превращаются в маленьких дикарей. Но мать настаивала: раз уж детям скоро в школу, им лучше сразу освоиться с деревенскими обычаями.

– А кроме того, – добавляла она, – почему бы им не общаться? С жителями Ларк-Райза все в порядке, разве что бедные, но бедность не преступление. Будь это так, нас и самих, скорее всего, повесили бы.

Поэтому дети выходили играть и нередко весело проводили время: выкладывали на земле домики из осколков разбитой посуды и меблировали их мхом и камешками; или лежали на животе в пыли, заглядывая в глубокие трещины, которые обязательно оставляла на жесткой глинистой почве засуха; зимой лепили снеговиков и катались по замерзшим лужам.