– А я тоже метисцированный? – спросил я с иронией. – Мне кажется, нет. Я не чувствую в себе острого ума и способности быстро анализировать.
– Слава, я этого не знаю. Да и знать необязательно, главное – мы, по сути, близки.
– Это меня радует, – пошутил я. – Но ведь гости из космоса могли ошибочно породниться с другой популяцией землян, например, с обезьянами или бегемотами.
– Могли, но зачем? Породниться можно с любой, даже с самой невообразимой, популяцией. Но зачем? Мы знали, кто нам близок.
– Лаура, вот вы сказали, что породниться можно с любой популяцией. Но и земляне могут это сделать рано или поздно. Возможно, уже и пытаются: мы умеем клонировать виды, хотя это немного другое, но направление схожее. А вдруг удастся? Что тогда получится? Что-то невообразимое.
– Это ужасно, – сказала Лаура. – Ни одна нравственная цивилизация не будет заниматься этим после первых опытов. Мы этот урок прошли. Никакой пользы в этом нет. Главная идея – совершенствовать себя, именно себя. А просто так экспериментировать над природой – опасно: какие монстры могут получиться! Есть грустные примеры неосторожных опытов, и как трудно потом исправлять страшные ошибки. И вообще можно ли повысить интеллект, породнившись с обезьяной или мышью? Можно лишь успешно подвергнуть свой род болезням и инфекциям, ранее не присущим ему, а также мутировать новые. И зачем надо обезображивать изначальную природу? У природы всё рационально. Но на Земле такие опыты проводятся, и часто негласно, из корыстных побуждений. Однажды такие эксперименты могут вам очень дорого обойтись.
– Я-то как раз это понимаю, Лаура, – сказал я. – Наука не стоит на месте, она хватается за всё, и для неё нет моральных запретов: это стихия. Возможно, наука и погубит цивилизацию на Земле, и не исключено, что это случится на моём веку.
– Как раз так и гибнут цивилизации, – добавила Лаура. – Я-то знаю. Но я знаю и другое: опасные эксперименты помогают вовремя опомниться и перейти к созиданию, а неудачные – закаляют и движут науку вперёд. С нами когда-то, в незапамятные времена, такое случилось. Но, к сожалению, немногие цивилизации могут вовремя остановиться и отделить опасное от неудачного, и это приводит к необратимому.
Мы бродили по тихой улочке взад-вперёд больше часа. Лаура спросила меня, не надоедает ли она своей однообразной и скучной темой разговора. Но захватывающую тему невольно подпитывал я, и нам было очень интересно общаться. Разговаривали мы на разные темы, не зацикливаясь лишь на внеземной тематике. Лаура оказалась очень эрудированной девушкой. К примеру, ей интересна музыка разных стилей и направлений, современная и классика. Она увлечена творчеством рок-группы «Пинк Флойд», к которой очень тепло относится (в этом у нас было полное единство), и даже отметила особую мелодичность композиций группы и своеобразное звучание инструментов, благодаря чему, по её мнению, «Пинк Флойд» и через пятьдесят лет будут слушать с удовольствием музыкальные интеллектуалы. А это уже что-то! «Видно, гуманоиды – меломаны», – шутя, подумал я.
Начинало темнеть, а я всё никак не мог решиться на расставание. Наконец я сказал Лауре, что хотел бы увидеться с нею ещё как-нибудь и не случайно, на улице, а просто созвониться. К удивлению, у неё не было сотового телефона и она не любит им пользоваться. На мой вопрос: «Значит, не увидимся?» – Лаура как бы приуныла и ответила: «Наверное, увидимся». Я не мог найти подходящих слов прощания. И вот какое получилось у нас расставание.
