У меня перед глазами горстями пролетали диары, они стремились в пустоту. Мы оставались без еды, одежды. Но это можно было бы пережить, если бы… если бы эти деньги не требовались и для редких ингредиентов и компонентов, без которых я не выполню заказы и мы лишимся еще больших денег.
Жак, у меня слова закончились, чтобы описать все это безобразие!
— Мадам… — Адель заикнулась и прервала меня. — Это… Это вы, мадам?
Я и забыла. Сейчас Адель видела меня в моем естественном виде, так, как вижу себя я в зеркале. Бедная девочка, мне придется ей многое объяснить.
— Не пугайтесь, Адель. На мне вчера было заклинание. А пока… — я гневно поджала губы, прожгла взглядом Жака, постанывающего от боли, и яростно зажмурилась, — а пока, Адель, поднимитесь в свою комнату и переоденьтесь. В шкафу найдется на вас одежда. Я же, — выдохнула и успокоилась, заворачивая рукава ночной рубашки, — разберусь пока с одним медведем и тем бедламом, что он устроил на моей кухне.
Адель пискнула и поспешила скрыться. Жак разочарованно простонал, перевернулся на живот, подпер рукой подбородок и виновато посмотрел на меня снизу вверх.
— И даже не думай, что твой жалостливый щенячий взгляд меня растрогает! Духи Сеита, я не настолько благосклонна! Пошевеливайся, Жак. Работы ты прибавил. И не думай, что я тебе все прощу! Я и так многое тебе спускаю, но только не сегодня.
— Мадам, вы же знаете, что я не могу держать зверя в узде так долго… — Жак завел привычную песню. — Я слишком слаб и слишком юн…
— Я слышу эту смешную песенку уже давно, — хмыкнув, взялась за швабру, а Жаку швырнула тряпье. — Натяни что-нибудь на свои телеса и приступай к уборке. Теперь же без шуток, Жак.
— И я без шуток, мадам! — парнишка нашел в тряпье рваные панталоны и поспешил надеть их, сверху же он щеголял мои кружевным фартуком. — Кто бы знал, что еду вам медведь готовит.
— Кто бы знал, Жак, что кое-кто выкупил этого медведя у ярмарки. И что кто-то там круги с кеглями кидал. Интересно, Колетт обрадуется любви с медведем-весельчаком?
— У вас сегодня плохое настроение, мадам. Шуток не понимаете…
Жак глубоко оскорбился, повернулся ко мне спиной и взялся за обломки стола. Покрутил в руках ножки, покачал головой и принялся собирать остатки столешницы.
— Знаю, вы вычтете эти деньги из моего жалованья.
— Вычитать нечего. У нас нет денег. Я опустошила свои запасы.
— А как же Лафурье?
— Что Лафурье? Тебе чего переживать? Ты палец о палец не ударил, чтобы помочь мне с ними. Иногда я очень сожалею, что проявила такое… неоправданное милосердие, которое мне боком выходит каждый день! — выпалила все в сердцах, все, что накопилось за долгие годы. — Если бы ты…
— Не было бы и дня, когда я не проявлял свою благодарность, мадам Ия, — Жак, пунцовый от стыда, виновато на меня смотрел. — Но мне и правда сложнее удерживать зверя. Вот уж не знаю, почему. Даже в детстве такого не было.
— Прости меня, Жак. Что наговорила всего… — выдохнув, села на стул и печально обвела взглядом грязную кухню. — Ты вчера никого возле дома не видел? Возле лавки?
— Я пришел позже вас. Эти лягушки, знаете ли, очень скользкие. Потрошить я их не стал…
— И не нужно! А то снова за ними придется идти.
— Что-то случилось?
Погрузившись в свои мысли, я оглядывала кухню.
Дом моего покойного мужа не был большим. Кристоф еще при своей жизни согласился открыть лавку. Он понимал, что после его смерти накоплений мне надолго не хватит.
