Лавка старьевщика, или Как мы создаем воспоминания, а воспоминания формируют нас - страница 6

присутствие женщины, она чувствует ее за обоями, видит ее фигуру в движущихся узорах и, наконец, видит ее во плоти после того, как та выползает из-за невидимой решетки. Она слышит ее стоны и чувствует ужасный «стойкий запах». Эти галлюцинаторные ощущения не только переживаются, но и описываются в дневнике как абсолютно реальные. Хотя новелла «Желтые обои» признана типичным отчетом о послеродовом психозе, сенсорные переживания героини не были подвергнуты соответствующему анализу. Описанный психотический опыт обычно интерпретируется как метафора порабощенности женщины социальными институтами того времени. Но вот что любопытно: хотя переживания автора занимают центральное место в истории, они преимущественно анализируются с точки зрения их спекулятивного социально-политического значения (более одного миллиарда страниц в поиске Google), а не присущей им субъективной природы. Героиня осмысливает свой галлюцинаторный опыт так же, как и все мы: мы что-то знаем, потому что видели, слышали, чувствовали, обоняли или пробовали это на вкус. Читатель знает, что за обоями нет никакой ползающей женщины, и все же рассказчица не кажется «безумной» в общепринятом смысле этого слова. Данная история показывает, насколько близок может быть к психозу человек, помещенный в запертую комнату и лишенный всякого доверия. Большинство ученых и критиков упускают из виду один очень важный нюанс: автор, вероятно, страдала психозом еще до того, как ей предписали «лечение покоем», т. е. до того, как она столкнулась с ужасами полной изоляции. В остальной части этой главы мы поговорим о том, как человек интерпретирует мир через органы чувств и почему ощущения – та самая нить, которая питает ткацкий станок понимания и памяти.

Мы настолько привыкли к тому, что без ощущений не бывает воспоминаний, что даже не задумываемся об этом. Трудно поверить, но человечеству потребовались сотни лет, чтобы понять фундаментальный факт, который сегодня кажется очевидным: органы чувств посылают в мозг специфические сигналы, благодаря чему человек может усваивать и классифицировать новую информацию и в конечном счете формировать связное представление о внешнем мире. История связи чувственного опыта и памяти восходит к научной революции, случившейся четыре-пять веков назад.

Неудивительно, что новая концепция столкнулась с яростным противодействием. Она зародилась в XVI и XVII веках, на заре современного научного мышления. Коперник, а затем Галилей предположили, что Земля – это не центр Вселенной, а лишь маленькая планетка, вращающаяся вокруг Солнца. Фактически это вычеркивало Землю из креационистской догмы Церкви^>3, доминировавшей в человеческом мышлении в течение полутора тысяч лет.

Та же самая догма, которая отрицала физическую науку, препятствовала и развитию идей о научении и памяти. Мужчины – женщины не считались – черпали свои знания не из информации, поступающей из окружающего мира: предполагалось, что все знания даны Богом и хранятся в душе. Так, человек состоял из двух элементов: Богом данной души и материального тела. Идея души, не связанной с телом, существует с тех пор, как возникла философия.

Платоновское разделение на тело, разум и душу было заложено в IV веке до нашей эры и стало непреходящим шаблоном для категоризации человеческого опыта. Позднее платоновская триада разума, тела и души была преобразована в сопоставимые христианские триады – например, Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух. Будучи своего рода интеллектуальной модой, подлинным духом времени, она в той или иной форме пронизала целые эпохи и отчасти сохранилась до сих пор.