А Оле она заваривает другой.
Повязав шарф как чалму и зачем-то нарисовав на лбу красную точку, Даша достает крошечные круглые чашечки без ручек. Они серые в крапинку, шершавые и какие-то подлинно натуральные. К чашечкам прилагается сливник, заварник с крышкой, два блюдца и еще сосуд размером с наперсток – все гладкое, без ручек, и из чистой глины. Оля смеется – чай китайский, чашки тоже, а Дашка зачем-то рисует третий глаз.
Но Дарья Александровна невозмутимо кипятит воду – не больше 80 градусов – омывает крошку-заварник с щепоткой чайных листьев внутри, сливает воду и наливает по новой, на этот раз дает постоять – засекает время в дыханиях. Продышав положенное количество раз, Даша наливает чай себе в кружечку, а Оле в наперсток, и накрывает его блюдцем.
– Сейчас запах впитается, – поясняет она.
И почти сразу выливает чай из наперстка Оле в чашку, а наперсток сует ей под нос:
– Нюхай.
Оля втягивает воздух.
– Ну, вкусно? Чем пахнет?
Оле пахнет травой, горько и неприятно, но она кривит губы в улыбку и кивает.
– Вкусно пахнет, деревом.
– Во-от, – довольно говорит Дашка, – это чай особый. Он дает энергию и расширяет сознание.
Оля смотрит в окно – ранние зимние сумерки затопили улицы синими чернилами.
– Не поздно мы с тобой сознание расширять собрались?
– Для такого дела, – серьезно замечает Дашка, – никогда не поздно. Ты пей-пей, остынет.
Оля любит чай с молоком и сахаром, но послушно пьет горькую и какую-то маслянистую жидкость.
Дашка вздрагивает всем телом, словно от кончиков пальцев на ногах до самой макушки ее пробрало мурашками.
– Бр-р, пошло! – восклицает она и снова наполняет заварник кипятком.
– Так что ты посоветуешь? – спрашивает Оля.
– На счет Парфенова? Да ничего не посоветую. Директор брать ответственность отказался, родителям все равно, а мы с тобой, Оль, кто такие, чтобы в это дело лезть?
– Ну как кто, мы с тобой учителя на секундочку, – Оля одним глотком осушает маленькую чашечку и проглатывает сразу же, чтобы не чувствовать вкуса, – ответственные, небезразличные люди.
– Мы-то не безразличные, но, когда обществу безразлично, что такое два человека? Оль, – устало вздыхает Даша, – ты ведь не маленькая уже, хорошо должна знать – благие поступки ой как аукаются.
– Значит, ты можешь просто смотреть и бездействовать?
Дашка фыркает так, что чай золотыми капельками летит изо рта, и заливается хохотом:
– Оля! Сидеть и бездействовать это вообще-то моя работа, я на это 6 лет училась, и мне сейчас за это деньги платят!
Оля качает головой, ставит чашку на стол.
– Оль, – говорит Дашка примирительно, – мы же не в социализме живем, сейчас каждый сам за себя. Ты у нас добрая, но глупая, ты попыталась? – Оля кивает. – Все, что могла, сделала? – снова кивок. – Ну и чего ты еще от себя хочешь? Пойдешь гаишникам номера светить? Оль, успокойся, выпей еще чайку, а домой придешь – прими ванну: с пеной, с маслами, со свечами – все, что есть, в эту ванну бросай. Если есть дома цветы – обдирай лепестки и туда же! Музыку хорошую послушай, книжку почитай, маску из огурчиков сделай. Это я тебе как психолог сейчас говорю.
Оля вздыхает. Смотреть на Дашу почему-то тяжело и стыдно.
– Не могу я так, – честно говори она, – вот откуда, откуда этот треклятый мерседес взялся? Ну не родители его купили, а где мальчишка такие деньжищи взял? Даш, он же может…
– Так, стоп! – обрывает Даша Олю на полуслове. – Что он там может, а чего не может одному Богу известно. И не надо сразу думать о самом плохом. Может у него дед с бабкой богатые, дети непутевые, вот они во внука единственного и вкладывают. Вариантов, Оля масса, ты вот только себе не придумывай.
