Люми не могла поверить в реальность происходящего. В то, что отец и правда позвонил, напомнил о солнечном затмении.
Этого не должно было случиться.
Зимнее солнце через огромные окна лилось в аудиторию, освещало покрытые пятнами стены, вытертый пол.
Студенты-искусствоведы оставались на местах – они вполголоса переговаривались или смотрели в телефоны, пока профессор пытался вернуть компьютер к жизни.
– Мне надо идти, – прошептала Люми Лорану.
– Кто звонил? – спросил Лоран, придвигаясь ближе. Его теплая рука скользнула по спине Люми.
Люми сунула блокнот и ручки в рюкзак, встала, отвела его руку и стала протискиваться между рядами.
– Люми?
Она притворилась, что не слышит, но поняла: Лоран побросал собственные ручки и тетради в рюкзак и последовал за ней.
Уже в проходе между рядами Люми увидела, что профессор улыбается, демонстрируя скверные зубы. На большом экране появилось первое изображение. Мужчина в воде и плывущая виолончель, фотография Робера Дуано.
Люми тихо подошла к двери; профессор тем временем вернулся к рассуждениям о драматургии кадра.
Оказавшись в коридоре, Люми надела куртку; ее подташнивало, но она все же направилась не к туалетам, а к выходу.
– Люми!
Лоран догнал ее и взял за руку. Люми повернулась, чувствуя приток адреналина.
– В чем дело? – спросил Лоран.
Люми взглянула на его встревоженное лицо, на щетину и отросшие волосы, очаровательно лохматые, словно он только что проснулся.
– Просто мне надо кое-что сделать, – быстро ответила она.
– Кто звонил?
– Один друг. – Люми сделала шаг назад.
– Из Швеции?
– Мне пора бежать.
– Он здесь, в Париже? Хочет с тобой встретиться?
– Лоран!..
– Ты понимаешь, как странно все это выглядит?
– Это личное. И не имеет никакого отношения к…
– Вспомни, мы же с тобой теперь живем вместе, – с улыбкой перебил он. – Что мы делали вчера вечером и сегодня утром. И будем делать ночью…
– Перестань.
Люми была готова расплакаться.
– Ладно. – Лоран, увидев ее лицо, посерьезнел.
Секундная стрелка на больших стенных часах, подрагивая, шла по кругу. Где-то поблизости проехала полицейская машина. Люми позволила Лорану взять себя за руку, но в глаза ему не смотрела.
– Ты же придешь на вечеринку? – спросил он.
– Не знаю.
– Не знаешь…
Люми высвободилась и заторопилась к выходу. Выйдя из стеклянных дверей, она свернула налево и пересекла рю Фенелон.
У широкой церковной лестницы Люми отстегнула от куртки пацифистский значок и острием подцепила сим-карту мобильного телефона. Растоптала карту и заспешила дальше.
Перейдя на другую сторону бульвара Мажента, Люми бросила телефон в урну и вышла к Северному вокзалу, откуда на метро доехала до огромного Лионского вокзала.
Страх крепко держал ее за горло. Проталкиваясь сквозь группу туристов, она едва дышала.
Здание вокзала заполнял разноголосый шум: болтовня едущих куда-то людей, грохот погрузчиков. Со скрежетом останавливались у перронов поезда, гулко звучали объявления.
Беспорядочная людская суета отражалась в высоком стеклянном потолке, словно движения какого-то громадного организма.
Люми торопливо прошагала мимо цветочных и газетных киосков, мимо ресторанов быстрого питания, на эскалаторе спустилась на нижний уровень, миновала пост охраны и вышла к камерам хранения.
Прерывисто дыша, она остановилась перед шкафчиком, ввела код и забрала сумку, после чего зашла в женский туалет и заперлась в самой дальней кабинке. Там Люми поставила сумку на крышку унитаза, а куртку повесила на крючок. Из сумки Люми достала складной нож, вытащила из него отвертку, присела на корточки под раковиной и осторожно провела рукой по стене. Над трубой, в нескольких сантиметрах от пола, она обнаружила закрашенные болты. Открутив их, Люми сняла крышку с люка, в котором помещались шаровые краны, достала оттуда пакет, вернула крышку на место, поднялась и взглянула на себя в зеркало.
