А это Колдовской Лес. Не уверена, что я хочу здесь куда-то нырять! Кто его знает, что живет на дне этого водоема? И все-таки…
- Подплыви ко мне, и я не буду стрелять, - обманула я в надежде, что злые духи понимают человеческую речь.
По всему выходило, что должны бы. Как-то же они заманивают в свои сети, да и пакостить, не понимая слов, наверное, должно быть сложновато…
Тварь жалобно курлыкнула, изящно склонило бошку со странным черным наростом и поплыла ко мне. Черные глаза смотрели на меня со страхом, если у взгляда чудовищ вообще может быть какое-то выражение, и он грустно подволакивал кровившее крыло с торчащим из него древком.
Как-то резко стало очень стыдно. Лебедь был огромен, но выглядел так жалко, что я уже не была уверена, что смогу еще раз в него выстрелить. Подплывая к бортику «бассейна», оно вдруг замялось и неуверенно на меня взглянуло.
Какая же бедняжечка, боже!..
При ближайшем рассмотрении оказалось, что у него в белом оперении есть местами сероватые перышки и он казался каким-то пятнистым, и это делало его почему-то еще более несчастным. Он смотрел мне в глаза снизу вверх, неуверенно пытаясь вскарабкаться на твердую поверхность. Когда лебедь тряхнул крыльями, помогая себе забраться, я испугалась и отскочило, но оно тоже испугалось моего резкого движения и тоже отскочило, опять падая в воду. Из клюва вырвалось что-то жалобно-хриплое, и я вдруг почувствовала себя самой настоящей злодейкой!
Летало себе спокойно чудище, никого не трогало, а тут какая-то дура малолетняя по нему пальнула!
- Ну-ну, прости… - промямлила я, - Выбирайся, я не стреляю…
Лебедь все-таки выбрался на берег и с опаской уставился на арбалет. Захотелось срочно выкинуть его на дно озера, чтобы не расстраивать малыша, но такую глупость я себе все-таки не позволила. И все же рука дрогнула, и я отвела оружие в сторону.
Прошла секунда, другая, но монстр не торопился на меня кидаться, продолжая переминаться на нелепых утиных лапках и обливаться кровью. Лицо заволакивало стыдливым румянцем. Зачем я это сделала, боже?..
Я облизала пересохшие губы.
- Б-больно?.. - тупо спросила я.
Оно вдруг вскинуло бошку, разглядывая меня с надеждой на что-то… А потом меня ослепил голубоватой вспышкой, и уже через мгновение передо мной на коленях стоял мальчишка.
- Только не стреляйте, молю вас!..
Парню, кажется, было лет семнадцать-шестнадцать. Тонкий и слабый на вид, со смазливым мальчишеским лицом, искаженным выражением страха и боли. Он держался за простреленное, окровавленное плечо. Длинные волосы были белы, как снег, на концах и стально-серыми у корней, будто он уже начал седеть. Его можно было бы принять за обычного мальчишку, если бы не черные, без белка, глаза, от которых дрожали коленки.
Или это была дрожь от осознания того, что я ранила живое существо? Меня вдруг затошнило от запаха крови, от вида того, как она густыми каплями неумолимо заполняет собой все пространство. Как она пачкает собой чистое, светлое пространство вокруг. Раны на теле - это то, что всегда вызывало во мне брезгливость. Это было так противоестественно, мерзко - эта обнаженная ранами плоть, что было почти больно.
Однажды я сломала себе нос во время тренировки, и у меня потекла кровь. Ее было так много, что все руки были алыми. Скользкими, мерзко пахнущими металлом и - алыми. Гадость. От одного вида мне поплохело, глаза заволокло пеленой, и я запаниковала, меня куда-то понесло в попытке сбежать от этого запаха. Но он шел от меня - куда сбегать? В итоге я врезалась в дверь и потеряла сознание.
