До меня доносились только обрывки его разговора: «Чингиз, дело такое… Я беру по семьдесят пять долларов за тонну… Нет, продаю с гарантией – как минимум, по девяносто… Десять идут тебе, а уж пять, ты меня, конечно, извини, оставляю себе… Да нет, дом у меня хороший, машина тоже есть, все у меня есть… Да просто засиделся я, охота поработать… Лады… Лады… Все, жду тебя!» Бауржан топнул ногой, подбросил и поймал телефон и подмигнул мне: «Вот как дела делаются!»
На следующий день появился тот самый Чингиз с тремя телохранителями убойного вида. Приехали они на джипе «Туарег», который по сравнению с полуубитым шестисотым мерсом Бауржана выглядел, как денди лондонский рядом с бомжом.
«Туарег» загнали в гараж, и Бауржан при гостях показал мне свой кулачишко: «Если хоть один комар сядет на эту машину – это будет последний день твоей жизни. Ты понял, обормот?» Маленький пузатенький шеф своими угрозами даже вызвал улыбку на лице Чингиза.
Банкет по случаю приезда важного гостя проходил на свежем воздухе. За столом сидели только шеф и гость. Телохраниели уныло слонялись по двору. Мы с женой и старшей дочкой шефа изображали обслуживающий персонал и носились туда-сюда со всякой посудой. Жратвы разнообразной было море, выпивки всякой – тоже хоть залейся. Это Бауржан колотил понты перед Чингизом – в потверждение своих слов, что у него все есть, просто поработать хочется. Но я-то знал, что все угощение покупалось на деньги, которые шеф еле выпросил у своих знакомых под людоедские проценты.
А тут оказалось, что Чингиз вообще не пьет ни водки, ни коньяка, ни вина, ни пива. Чай, кумыс, айран – вот были его напитки. Пришлось и Бауржану сделать вид, что бухло его тоже мало интересует, и что оно приготовлено специально для гостя.
Меня в этом банкете больше всего интересовал я сам. Исходя из лозунга дяденьки Мичурина – «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача» – я тихо-мирно в процессе беготни притырил в своем тайнике несколько больших кусков копченой конины и четыре бутылки водки. (Потом жена шефа Альфия обнаружила недостачу, и в кочегарке провели тщательный обыск. Но вещдоков не нашли, сам я был трезвый, и кониной от меня не пахло. Поэтому Бауржан плюнул и сказал: «Значит, это Чингизовы мордовороты сп… ли». )
Короче, выдал Чингиз деньги на покупку зерна Бауржану. И предупредил, чтобы отдача была в условленный день. Бауржан пучил свои честнейшие глаза, он был готов на Коране поклясться – типа, век свободы не видать, все будет чики-чики. Уехал Чингиз со своими быками на «Туареге» восвояси.
А дальше… дальше начались сплошные геморрои. Зерно-то Бауржан купил – как и говорил, по семьдесят пять долларов. Тысячу тонн. Но, когда продажная цена была девяноста, он всем отказывал. Ходил у меня по кочегарке, хитро ухмылялся: «Я подожду. Через пару недель, как обычно, цена дойдет до сотни за тонну. Вот тогда я и спихну все. На х…я бы я пахал за пятерку с тонны!»
Доухмылялся. Год на год не приходится. Дождался Бауржан, что цена съехала до семидесяти долларов за тонну. Урожайный был год. И уже подкрадывался день, когда надо было рассчитываться с Чингизом.
И залег мой шеф на дно. В том смысле, что машину свою поставил за домом, а сам позакрывал все двери и сидел безвылазно внутри. Со мной был проведен жестко-истерический инструктаж – типа, кто бы ни спросил, отвечать, что к Бауржану приехали какие-то люди, мне незнакомые, и они все вместе уехали. А дома никого нет. На что рассчитывал шеф своими захоронками – я понять не мог. Да меня это особо и не интересовало. До поры до времени.
