-Спасибо, мне очень нравится, - улыбнулась она, рассматривая свой портрет, - передай спасибо художнику. Он очень талантлив.
-Мам, это нарисовал я, - тихо сказал Ал, внимательно смотря.
Кесси выдохнула и посмотрела на сына. Она вдруг поняла, что совершенно не знает своего мальчика, что он словно стал другим. Она вспомнила, как еще в детстве тот был больше склонен к гуманитарным наукам, хорошо рисовал. Но как-то раз, когда двойняшкам было лет по двенадцать, Макс прочитал им нравоучительную речь о долге и семье, о бизнесе и как важно, чтобы они оправдали надежды. И как она не пыталась потом смягчить его слова детям, но сразу заметила неожиданную замкнутость Ала, а Дом в отличие от брата словно пропустил все мимо ушей. Но младший сын стал более послушным, но менее разговорчивым и живым. У него лучше пошла математика и вообще учеба, но он стал более задумчивым и теперь чаще уединялся. Кесси тогда приписывала это возрасту, но именно сейчас вдруг осознала, что для Ала эта речь отца была намного серьезней, чем думала. Он не сломался, но она упустила тот момент, когда ребенку нужна была ее поддержка, чтобы отстоять что-то свое. Кесси вдруг поняла, что она самом деле совершенно другой, чем все думают, а сын так умело скрывал это все время. Вот только ее тут же стал беспокоить вопрос, почему именно сейчас он решил открыться, перестав прятать себя настоящего.
-Мне действительно очень нравится, - улыбнулась она. – И прости меня, - вдруг прошептала Кесси, борясь со слезами.
Ал удивленно нахмурился.
-За что, мам?
-Что не поняла тогда, - прошептала она и порывисто обняла сына.
Парень вдруг почувствовал, что нуждается в этой материнской нежности, а главное, в понимании и одобрении того, что он делает сейчас. Но он уже не мог и не хотел повернуть назад, а знание, что мама его поддерживает, только придавало сил двигаться дальше.
-Я люблю тебя, мам, - прошептал он совсем тихо, а в ответ услышал:
-И я тебя, Ал. Очень сильно.
На этом они отстранились и посмотрели друг на друга совершено по-другому. Словно хранили теперь общую тайну, а потому оба нежно и загадочно улыбнулись.
-А ты скажешь отцу про рисование? – спросила она настороженно.
-Надо, - выдохнул Ал немного обреченно, - тем более, что я ушел из Гарварда.
-Что?! – побледнела Кесси.
-Да, завтра последний день и я переезжаю в Бостонскую школу искусств. Так что буду совсем близко, - произнес Ал и улыбнулся, а пока мама не отошла от шока, добавил: - и по деньгам я договорился. Оплата университета будет перечислена в школу. Так что отцу не о чем беспокоится.
-Но он все равно узнает, - обеспокоенно произнесла она, - что ты будешь делать, если он не одобрит?
-Да, рано или поздно он обязательно узнает. И если честно, мне уже все равно когда и что подумает. Но я не буду ни экономистом, ни банкиром. Мне нравится совершенно другое, и ему меня не уговорить теперь. Я лучше буду нищенствовать, но рисовать, - сказал Ал уверенно, и твердо смотря на мать, так напомнив ей в этот момент отца. А впечатление только усиливалось цветом его глаз. Таких же черных, как и у Макса, смотрящих сейчас на нее.
-Я же могу тогда показать портрет папе и сказать, что это нарисовал ты? – осторожно спросила Кесси, еще не осознав, что Ал так круто изменил свою жизнь. Она вдруг поняла, что мальчик повзрослел, что теперь строит свою жизнь, принимая свои решения и делая свои ошибки.
