– Что это за мерзость? – надтреснуто просипела я.
– Гарантия того, что ты не будешь использовать магию феникса. Не сможешь. Теперь она надежно запечатана в тебе.
Конечно, я не собиралась ему верить и попыталась «зажечь искру», как уже научилась делать с ладонями. Но впервые с самого первого дня, когда я пыталась позвать силу, у меня даже ладони не нагрелись. Будто кто-то отключил во мне электропитание. И до меня начало доходить. Медленно, но доходить. То есть дракон отнял последнее, что у меня было? Мою магию! Мою светлую. Мою родную.
И вместо светлой силы во мне словно вспыхнула темная.
Магию он у меня отобрал, а вот ярость забрать не мог. Я зарычала раненым зверем и бросилась на дракона. Все-таки выбила кубок из рук, облив его и себя. Но мне было безразлично, я целилась дракону в лицо, а лучше – в сердце. Выцарапать его черное сердце, чтобы никому больше не смог причинить зла. И у меня с моей яростью, с темными чувствами, что поднялись внутри, почти получилось его достать: я ударила дракона в грудь. Потом еще раз. Но на третий раз меня перехватили, завели руки за спину, чтобы больше не могла бить. Тогда я впилась зубами ему в плечо, но и это не сильно сработало: рубашка у него оказалась слишком плотной. Наверное, я даже синяк ему не смогла поставить!
От невозможности добраться до него, причинить ему такую же боль – чтобы почувствовал, чтобы узнал, каково это, я готова была разреветься. Но дракона с два ему, а не слезы феникса! Я не доставлю ему такого удовольствия. Вообще никакого удовольствия не доставлю!
– Успокоилась?
– Никогда не успокоюсь, – поклялась я. – Не успокоюсь, пока не помешаю всем твоим черным делам!
Я не могла бить его, но все еще могла жалить словами. Хотя я уже не была уверена, что дракон может что-нибудь почувствовать, кроме свой значимости. Он же толстокожий. Вернее, толстошкурый.
– Ты тоже глотнул этой дряни. Не боишься отравиться?
– Не беспокойся обо мне. На меня зелье не действует.
Кто бы сомневался!
– Надейся на это, – сказала я, не зная зачем. – Моя магия хорошо справляется с темной.
Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой, но пока я могла только и делать, что говорить.
– Ты закончил? Отпусти меня и уходи. Видеть тебя не могу.
– Приказываешь мне в моем же замке? – Ксандр недобро прищурился, но все-таки руки убрал. Разом стало холодно, несмотря на камин. То ли от действия зелья, то ли от осознания, что на этот раз я совершенно точно беззащитна.
– Ты сам поселил меня здесь. Я не просила.
– Хорошо, феникс. Можешь возвращаться к себе. Увидимся весной.
Я не стала прощаться, выскользнула за дверь. За ней оказалась та самая служанка, которая сейчас шарахнулась от меня, как от прокаженной. Но почему так, я узнала лишь очутившись в своей комнате и взглянув в зеркало. Моя белая рубашка была залита вином цвета крови на груди, отчего создавалось впечатление, что я получила пулю в сердце. В каком-то смысле так и было, и чувствовала я себя не лучше. Даже переодевшись в сухое и чистое платье, я все еще ощущала сладкую корку присохшей к коже ткани и вспоминала темный драконий взгляд. Только забравшись на кровать с ногами, я дала волю слезам, выплескивая все свои чувства: гнев, разочарование, боль. Последняя ощущалась особенно остро. Я словно плакала за все дни, проведенные на Эфоре.
Весь день я провела в постели. Слезы помогли лишь отчасти: я впала в состояние какого-то отупения, когда всё все равно. Смысл посещать тайную комнату для тренировок магией, которая сейчас не откликалась? Смысл с кем-то общаться? Смысл что-то делать, если я каждый раз натыкаюсь на стену в своих поисках выхода отсюда?
