– Откройте, пожалуйста, офицер.
Они вошли в узкую комнату. Угасающий дневной свет проникал сюда сквозь стеклянную крышу. Изабел стояла под ней и смотрела на небо, словно впитывая свет, которого они были лишены во время подъема по тайной лестнице, запасаясь им для спуска.
Она поставила фонарь на пол, наблюдая, как Дженкс сосредоточенно рассматривает окружающее – так же, как ранее письма Батлера.
Потайная комната шла по всей ширине дома. Десятки картин в рамах стояли у стен, закрытые тканью, из-под которой выглядывали позолота и дерево рам. Напротив стены помещался небольшой диван, с которого можно было рассматривать полотна. Тесное помещение пропахло пылью и старым деревом. Здесь было тепло, даже жарко.
– Умно, не так ли? – Изабел понимала, что вопрос прозвучал иронично. – Здесь нет окон, так что с улицы или из конюшни ничего не видно. Мало того: слуги спали на чердаке и не подозревали о ее существовании.
– О чем еще не знают слуги?
– О комнате они уже знают, о том, что здесь хранится, понятия не имеют. Это хранилище для картин, которые Морроу хотел оставить себе. Официально он все это продал, но на самом деле проданы копии, а оригиналы остались здесь.
– Вижу, наш друг Батлер трудился в поте лица.
Дженкс приподнял край прикрывавшей картины ткани и заглянул под нее. Целые шеренги картин: лицо за лицом, силуэт за силуэтом.
Он стал перебирать их, медленными, осторожными движениями, помня, как они хрупки. Изабел знала, что он видит: яркие, как драгоценности, краски и золотые фиговые листочки; чувственные обнаженные тела, теплые, дышащие жизнью краски и оттенки. Романтические современные портреты молодых женщин под грозовыми небесами. Глаза воздеты к тучам, волосы в беспорядке.
– Так мистер Морроу собирал только изображения женщин? – уточнил Дженкс.
Жаль, что она не задала этот вопрос Эндрю до свадьбы. Правда, тогда она понятия не имела ни о потайной комнате, ни о подделках.
– Он покупал и продавал картины самых разных жанров, – выдавила она наконец. – Здесь те, которые ему больше всего нравились.
Эти слова были очень близки к правде, и на мгновение Изабел показалось, что Дженкс станет расспрашивать о подробностях, но нет, на его лице опять появилось знакомое выражение, словно он хотел было что-то прояснить, но в последний момент сдержался.
Сыщик неспешно обратил свой взор на картины.
Одна, особенно большая, была повернута к стене. Отодвинув ее на несколько дюймов, Дженкс прищурился и тихо свистнул:
– Эту я видел. В картинной галерее на Пэлл-Мэлл.
– Подлинник вы не могли видеть до этой минуты.
Дженкс осторожно придвинул картину к стене.
– Мне и в голову не приходило, что Батлер так талантлив.
– Да. Подделки до сих пор сходят за оригинал, и коллекционеры и художники, настоящие эксперты в этом деле, ничего не замечают. – Изабел поколебалась, прежде чем продолжить: – Поэтому возникает еще одна проблема. На кону не только репутация Морроу, моя и мисс Уоллес, но и всех, кто покупал или оценивал картины Батлера, считая их подлинным антиквариатом. Если правда выйдет наружу, очень многие будут опозорены и унижены.
– Поведение этих людей от вас не зависит, леди Изабел, – заметил Дженкс. – И поступки тоже.
– Спасибо, офицер. Я это понимаю. И все же… – Она потерла предплечья. Шелк длинных рукавов казался шершавым в душной комнате. – Поступки этих людей все еще способны ранить: меня или мисс Уоллес, и если я не предприму необходимых шагов, чтобы защититься, не уверена, что кто-то возьмется сделать это за меня.
