Случалось, Шир говорила Марте, что любит её, но при этом она чувствовала, что немножечко врёт, ей бы хотелось сказать другое слово, но она не знала других слов и, похоже, никто не знал. Этой ночью, если бы Шир разговаривала сама с собой словами, то ей бы таки пришлось сказать: «Я понимаю, что люблю Марту». Но для общения самой с собой Шир не были нужны слова, что угодно – формы, запахи, звуки, цвета и их комбинации, но не слова. Поэтому общение происходило намного быстрее, чем с другими, и Шир успевала себе «сказать» очень много в то время, когда была предоставлена самой себе.
Этой ночью Шир решила выкрасть Марту из монастыря и, если очень постараться и приблизить её мысли к словам, то это примерно звучало бы так: «…и потом – выкрасть это не подходящее слово, Марта сама всегда хотела сбежать. Она не нужна отцу, у неё есть только я, и только я люблю её по-настоящему, если вообще эта любовь существует».
Шир лежала в постели, глядя в окно невидящим взглядом, и обдумывала каждый свой шаг – как она пройдёт ворота в одежде монахини, ночью под дождём никто особо не будет рассматривать её, но если и спросят, она скажет что пришла прочитать молитву, этому поверят. На обратном пути она спрячет Марту под дождевым плащом, Марта худая, они крепко обнимутся и Марту не заметят. До утра надо выбраться из города, в классе увидят, что Марты нет, и станут искать. Но была проблема – сиделка в коридоре, где комнаты девочек, старая монахиня, у неё была бессонница, и она недолюбливала Шир.
– Почему ты не позволила ей остричься? – как-то она спросила у настоятельницы.
– От неё будет слишком много проблем, она мне тут восстание поднимет. Посмотри на неё, это не женщина, это революция в юбке. Она сильная и крепкая, хороший работник, пусть им и остаётся.
И сиделка стала присматриваться к Шир. Шир замечала, что старуха за ней следит, и всякий раз, проходя мимо, Леди Шир ощущала на своей спине, между лопатками, подобно физическому прикосновению, взгляд сиделки.
Леди Шир проснулась, когда солнце уже взошло, она едва ли помнила свой сон и свой замысел о похищении Марты. Это было новое утро, начало нового дня. Леди Шир умела родиться заново в каждое своё утро.
Этим утром она опоздала, пришла позже обычного. Эфраим уже был у ворот:
– Доброе утро, Леди Шир!
Голос у него был мягкий, как у большинства полных людей.
– Доброе утро, Эфраим!
Шир задержала на нём взгляд: «… выглядит хорошо, он красивый… наверно». С настоятельницей Шир поздоровалась кивком головы, и та успела заметить тот взгляд, что пробежал между Шир и Эфраимом и который задержался чуть дольше приличного, и если б у неё были брови, то они бы приподнялись.
Утро было хорошим, свежим, умытым ночным дождём. Шаги Леди Шир эхом раздавались в окнах монастыря, никто в монастыре не ходил такой походкой: с высоко поднятой головой и развёрнутыми плечами. Шир и самой казалось, что она вот-вот взлетит. В подсобном помещении у Леди Шир была маленькая комнатка, скорее походившая на кладовку, и сегодня её там поджидал сюрприз – Марта. Леди Шир вскрикнула от неожиданности, когда увидела Марту в темноте, сидящую на стуле.
– Бог ты мой, Марта, ты должна быть на уроке!
– Привет, Шир.
Марта смотрела на неё снизу вверх.
– Я хочу рассказать тебе мой сон.
На мгновение Шир выключилась, как заводная кукла, у которой пружинка раскрутилась, Марта заметила это, она и раньше такое замечала за Шир, в такие моменты Марте казалось, что время останав-ливается. Шир только сейчас вспомнила про свой сон и про то, как планировала выкрасть Марту.
