Я опомнилась уже после того, как несколькими резкими чертами изобразила торчащие из-под шлема вихры. В том бою, один против пятнадцати, Сивый сражался без шлема и без доспехов, но я изображала вовсе не тот бой и даже не Безрода. Сама не могла понять, отчего каменный человек с каждым днем становится все больше похож на Сивого. Будто руки лучше меня знали, на кого должен быть похож каменный вой и как это вернее сделать.
Разохотилась резать до того, что, закусив язык, ровно девчонка, выводила каждую клепку на доспехе. Приходил Тычок. Сразу узнал, кто это неровно стриженный насупился и широко расставил ноги, опершись на меч. Постоял, почесал затылок и наконец буркнул:
– По-своему сделала… Ладно уж, пусть будет так. Парень тоже неплохо сражается. Я не возражаю.
Вы только посмотрите на старого наглеца!
0171Парень тоже неплохо сражается!» Не удержалась и рухнула с рук долой, так смех разобрал.
– Чего разлеглась? – напустился на меня Тычок. – Работы еще невпроворот, а она смешинку поймала и валяется! Кому говорят, за дело принимайся! Рубаху под доспехом сделай красной!
– Это камень! – выдавила я через смех. – Он только одного цвета.
– Охрой выкрась, бестолочь! – Старик постучал меня по лбу пальцем.
– Сойдет под дождями. Недолго продержится.
Насупился, отошел и поддал ногой шишку. Потом не выдержал и пристроился с другого боку.
– Ты меч сделай пошире. У Безродушки меч ведь не узкий.
– Шел бы на поляну. – Старик начал надоедать, а я уже чувствовала себя опытным каменотесом, которому советы несведущих зевак просто слушать смешно. – Без тебя разберусь.
– Смотри тут у меня. Завтра приду, проверю! – старый егоз погрозил пальцем и был таков.
А волосы вышли совсем как живые. Сделала их не плоскими, а выпуклыми. Всякому станет понятно, что это не просто черточки на камне, это волосы! Живые волосы, под непослушным ветром. А Тычкова затея с красной рубахой меня увлекла. И я, кажется, придумала, как сделать рубаху красной, да так, чтобы под непогодой краска не тускнела и не слезала.
Безрод крепчал день за днем. Прошли первые летние дожди, мой шалаш основательно залило, и ливень я переждала в лесу, под плащом. Слава богам, Безрод не промок, палатка не пропускала воду, основательно навощенная и подбитая изнутри телячьей шкурой, вываренной в жиру.
От нечего делать я бродила по лесу, все равно, пока не кончится дождь, на открытое не сунешься. Ноги сами понесли туда, куда не так давно стащила трупы калек. От них не осталось ничего, кроме обглоданных костей. Зверье растащило останки по всему лесу, и кости рук зачастую лежали основательно врозь с костями ног.
– Страшный лесок, – поежилась. – Очень страшный.
Кончился дождь, а я, как пришибленная, все бродила вокруг останков и ужасалась. Это лето запомню надолго. Сказать нечего, памятное лето. Пошел второй месяц нашего пребывания на поляне. Безрод мало-помалу начал ходить сам. Сначала шатко и валко, потом все уверенней, наконец и вовсе отбросил палку. Тычок по-прежнему перевязывал Сивого, только теперь к ручью стирать повязки ходил уже сам раненый.
Я слышала этот разговор.
– Дай сюда. – Безрод протянул руку и остановил старика уже готового отправиться полоскать повязки.
– Зачем же, Безродушка? Разве постирать больше некому? Да я с радостью!
– Надоело валяться, – еле слышно буркнул Сивый. – Трудишь руки – возвращаются силы.
– Так ведь еле стоишь! – ахнула Гарька.
