Хиск протирал тряпкой ладони, пытаясь стереть с них налет жирного быстропламени, но вместо этого лишь больше размазывал его.
– К счастью, взорвалась только маневровая горелка по правому борту. Если б это был кормовой движитель, мы никогда не сумели бы доковылять обратно до Венца.
Никс обменялась обеспокоенным взглядом с Джейсом. Она знала, что у их летучего корабля всего три горелки – по одной с каждого борта и еще одна, огромная, в кормовой части киля.
– Пожар уже потушен? – спросил Дарант.
– Да, – ответил Хиск. – Первое, что мы сделали. Огонь здесь гораздо опасней любого взрыва. Обе твои дочери сейчас оценивают прочий ущерб – смотрят, можно ли что-нибудь спасти.
Дарант мерил шагами рулевую рубку. Это был его корабль, и любые полученные тем повреждения ощущались им так, будто пострадало его собственное тело. Лицо у пирата было мрачней грозовой тучи, кулак крепко стискивал рукоять одного из его хлыстомечей. Темно-синий, в тон штанам и рубахе, короткий плащ развевался у него за спиной, когда он крепко вколачивал шаги в доски настила.
Грейлин поднял руку:
– Значит ли это, что нам придется повернуть назад, в сторону Венца?
Хиск открыл было рот, но Дарант прервал его.
– Хрена с два! – воскликнул пират, наполовину выдергивая из ножен тонкий клинок, словно готовый напасть на любого, кто вздумает ему возразить. – Может, у этой птички и поломано крылышко, но она все еще способна достаточно уверенно летать! Без горелки по правому борту вполне можно и обойтись. Как сказал Хиск, главное, что цел кормовой движитель. Летим дальше.
Грейлин повернулся к Никс. Глаза у него беспокойно сузились, оставив лишь намек на их серебристую голубизну – словно ледяную жилку на его будто высеченном из камня лице. Все остальное в этом человеке было практически лишено цвета. Как если бы легенда о Про́клятом Рыцаре – история, трагически связавшая Никс и Грейлина, – превратила его в книжную гравюру: фигуру, нарисованную лишь в оттенках черного и серого. Его темные волосы и клочковатую бороду посолила седина. Некоторые пряди побелели с возрастом, другие отмечали места упрятанных под ними шрамов. Тем не менее некоторые его старые раны оставались на виду, вроде перебитого носа и рваного рубца под левым глазом – свидетельства наказания за то, что некогда он влюбился и нарушил присягу на верность королю Халендии.
Послышалось негромкое рычание. Исходило оно не от Грейлина, хотя тоже выражало смесь разочарования и гнева. Спутник рыцаря тенью скользнул в поле зрения. Янтарно-золотистые глаза варгра сверкали из-под угольно-черного меха. Мускулистые ляжки подобрались, открывая скрывающие под мехом рыжевато-коричневые полосы, похожие на солнечные блики, пробивающиеся сквозь густой полог леса. Заостренные уши варгра стояли торчком, поворачиваясь взад и вперед в поисках источника опасности, отчего все сразу опасливо притихли.
Никс стала тихонько мурлыкать себе под нос, плетя успокаивающую нить обуздывающего напева, который слился с этим глухим рычанием, ослабляя настороженность зверя.
Грейлин предпочел свой собственный метод, положив мозолистую ладонь ему на холку.
– А ну-ка тихо, Кальдер…
Варгр еще дважды взмахнул хвостом, после чего сел, по-прежнему напряженно подняв уши.
Во время своей короткой переклички с Кальдером Никс ощутила дикость, едва сдерживаемую в этом сильном сердце. Некоторые ошибочно принимали Кальдера всего лишь за охотничьего пса, полностью подчиняющегося Грейлину. Но Никс знала, что их привязанность гораздо глубже – связь, рожденная не одними лишь доверием и уважением, но и общей болью и потерей. Память о брате Кальдера, потерянном полгода назад, все еще отдавалась эхом в этой крепкой груди. Она слышала в ней отголоски погонь по холодным лесам, тоску по теплу, которое мог принести лишь брат, свернувшийся калачиком рядом.
