— Потом, — покачал головой инквизитор и протянул мне платок. — Давайте поговорим о другом.
Тяжело о другом, когда давит ошейник. Гордону не понять, он никогда не окажется в моем положении. И поведение его объяснимо. Власть развращает, не удивлюсь, если развлечения с бесправными арестантками — обычная практика для Второго отдела. А что, не пропадать же красавице, пусть напоследок вкусит мужского тела.
— Откуда у вас дар?
Промолчала. Какая разница, если я априори виновна.
— Клэр? — настойчиво повторил Гордон.
— От отца, — неохотно призналась я.
Лучше ответить, не хочу в пыточную! По телу пробежала волна крупной дрожи. Там каленое железо, щипцы, дыба. Палачу плевать, виновна ты или нет, его не разжалобят крики, а после… Я не выдержу, точно не выдержу, во всем признаюсь! Только поздно, суставы обратно не вправить.
Из глаз брызнули слезы. Я судорожно всхлипнула и отвернулась.
— Тихо, тихо, успокойтесь!
Инквизитор наклонился и ободряюще похлопал по плечу.
— Я не виновна, мастер Рэс, если вы дадите мне шанс, я докажу!
Не в силах сидеть, вскочила, в порыве чувств ухватила Гордона за руки и, сообразив, что делаю, тут же отпустила. Лишь бы он не воспринял как угрозу! Мог ведь подумать, будто собиралась задушить. Подняла взгляд и рассвирепела: он смеялся! Пусть беззвучно, но потешался.
— Казните!
До предела натянув крепившуюся к стулу цепь, гордо отвернулась.
Глупая, решила, будто Гордон Рэс человек! Вспомни, он заподозрил тебя сразу, еще до праздника, какого сочувствия ты ждала. Ему нужна кровь, и она прольется.
— Внимательно выслушаю, но сначала допрошу. Это обязательно, Клэр. Сядьте, пожалуйста, — мягко попросил Гордон.
И не подумаю, только голову повернула.
— Пожалуйста, — чуть повысил голос инквизитор.
Зачем, можно прямо сейчас позвать стражу и бросить меня в камеру, а протокол заполнить задним числом, приписав ледяной ведьме все нераскрытые преступления.
— Как же вы упрямы! — неизвестно кому в сердцах пожаловался Гордон.
Думала, он принудит сесть силой, но старший следователь поступил иначе — погасил лампу и раздвинул шторы. В комнату хлынул приглушенный зимний свет; на стеклах заиграло отраженное сугробами солнце. Гордон распахнул окно и зачерпнул немного снега с карниза. После подошел ко мне и зачем-то высыпал содержимое ладоней на волосы. Стояла и ничего не понимала.
— Ведьма, — кивнул инквизитор, довольный проделанным экспериментом, и пояснил: — Даже в ошейнике ледяная ведьма не теряет своей сути, снег на ее коже не тает.
Вот ведь, никогда не замечала.
— Разумеется, мы привлечем эксперта, — Гордон закрыл окно и таки сел за стол, — все оформят должным образом, но вы ведь не отрицаете наличия дара? — Покачала головой. — И расскажете мне об отце.
— Так нечего рассказывать, — вздохнула я и села. Инквизитор победил. — Я его никогда не видела, имени не знаю. Фамилию унаследовала от матери.
— И никогда не пытались узнать? — не поверил Гордон.
— Пыталась, но мама молчала, а я не помнила, куда она меня привозила. Какой-то дом в большом городе. Простите, — развела руками, — для маленького ребенка все одинаково. Я не выгораживаю его, действительно не знаю.
— Верю.
Это было первое «верю» Гордона Рэса, чрезвычайно важное, подарившее надежду. Может, инквизитор действительно хотел докопаться до сути, а не быстрее раскрыть дело? И я доверилась ему, чистосердечно поведала о своей жизни, утаив лишь имена помогавших мне людей: не хотела, чтобы они пострадали.
