Мужчина остановился, едва переступив порог, заметил, куда смотрит Ольга, улыбнулся и приставил топор к стенке в углу комнаты. Топор небольшой, плотницкий, судя по состоянию обуха – брошенным под дождем его оставляли редко. Чего не скажешь о тяжеленном колуне, вбитом в колоду за окном.
– Это я шел, прихватил.
– Вы же красить ходили!
Ольга смотрела мужчине в лицо; ни она, ни Кирилл не замечали свежих следов краски. Ватник относительно чистый, свитер под ним. И на руках ничего, кроме рабочих мозолей от того же топора. Ацетоном или чем-то в этом роде не пахло.
– Да хотел, смотрю, доска подгнила, сначала заменить надо, потом красить… Столько всего, за всем не угонишься.
Ольга разговаривала с хозяином дома, а Кирилл взял его паспорт. Диконов Тихон Семенович, семьдесят первого года, место рождения город Санкт-Петербург, там же и зарегистрирован. Здесь же в паспорте лежало свидетельство о временной регистрации. Штамп о браке с Белозеровой Марией Витальевной. И в паспорте Белозеровой штамп о регистрации с той же датой. И дети вписаны как у одного, так и у другого. Четверо детей, двое женского пола, столько же мужского, Евдокия, Клавдия, Семен и Богдан.
Зарегистрировали брак Диконовы по месту жительства, в районном загсе. А зарегистрированы все по месту рождения, Диконов – в Санкт-Петербурге, а жена – в городе Пудож Республики Карелия. Недалеко от Петрозаводска, строго на восток, но по другую сторону Онежского озера, практически на границе с Вологодской областью. Но это понятно, Кирилл и сам бы не стал выписываться из Питера, с той же медициной там уж куда лучше, чем здесь. Насчет Пудожа он так сказать не мог, не знал.
– А вы, я смотрю, пытаетесь? Три дома у вас, часовня. Зачем вам столько?
– А дети?.. Дети вырастут, им жить где-то надо. Можно, конечно, с родителями, но зачем, если можно дом поставить?
– Домов брошенных, бревен хороших хватает.
– Да, хватает, но так бревна сами в сруб не ложатся.
– Еще и богов, говорят, языческих рубите?
– Ну да, есть грех, – без всякого раскаяния улыбнулся Диконов.
– Днем часовня, ночью капище?
– Почему ночью? История для меня светлая сторона Луны. Даже если она кровавая.
– А что там на вашем капище кровавого? – оживилась Лежнева.
– Да, говорят, там раньше не только животных в жертву приносили, но и людей. Человеческие жертвы, что в этом хорошего?
– Зачем же вы тогда истуканов ставите? Я правильно сказала, истуканов?
– Ну, в общем, да, – безмятежно улыбнулся Диконов.
– Зачем?
– Да думал музей открыть, история русской карельской деревни, деревню вот, считай, восстановил…
– Неплохо, кстати сказать, вышло.
– Ну да, музей, может, и неплохой, только вот билеты продавать некому.
– Ну да, с маркетингом вы не угадали, – улыбнулся Кирилл.
– Да я не за маркетингом сюда ехал, за деревенской жизнью. А музей так, для души… Может, я всю жизнь мечтал в музее жить? – весело улыбнулся Диконов.
– А разве Санкт-Петербург не город-музей?
– С Санкт-Петербургом меня связывают горькие воспоминания, – вздохнул мужчина.
– Паспорт вы в сорок пять лет меняли, – сказал Кирилл.
– Да… Моя первая жена в новом паспорте не указана…
– Я пойду? – низко опустив голову, тихо спросила Мария. – Для коровы запарить надо.
– Успеешь! – Диконов взял жену за руку и с нежной просьбой посмотрел ей в глаза.
И она кивнула в знак смирения. Как будто извинила его за разговор о прошлой жизни. С другой женщиной.
