– Бей – сказал Дырокол.
– Чем?
– Хоть руками, хоть ногами.
Я послушно дал кукле несколько оплеух, потом, задрав подол, пнул жесткий мешок – пальцы босой и уже довольно-таки грязной ноги взвыли.
– Мда, – сказал Дырокол. – Что и ожидалось.
Он наподдал манекен локтем, отчего несчастное чучело спружинило чуть не до земли, отошел к стойке с оружием и протянул мне маленький топорик с занозистой рукояткой.
– Бей, – повторил он.
– А не испорчу мешок?
– Заговоренные. Бей.
Я принялся мучить мешок топором. Солома шуршала, кожа бумкала, мешок был неподвижен.
– Дермь кунячья, – констатировал сержант. – Давай-ка мечом попробуем.
Мы попробовали и мечом, и дубинкой, и длинной палкой, и копьем, и маленьким ржавым ножом типа перочинного, только не складывающимся.
С ножом повезло больше прочих: на десятом примерно ударе манекен слегка махнул пучком соломы из дыры.
– Все равно кунячья, – сказал Дырокол, – но хоть что-то, хотя, считай, ничего. Навык у тебя какой? Тот, что ты получил у Воша?
– А… я забыл.
– Так открой и посмотри.
Я послушно уставился себе в район пупка и принялся старательно моргать.
– Сглаз!
– И что он делает?
– Не знаю.
– Прочитай, что написано.
– Ничего не написано. Только «Сглаз».
– Ладно, давай, используй на манекене.
– …Хорошо. Только я не знаю как.
Под рассуждения о кунячьих дерьмях, которые свой зад сами найти не смогут, я выяснил, что навыки можно закреплять рядом с пупком, чтобы они там болтались на манер небольших полупрозрачных карт, а потом просто тыкать в них пальцем. Или взглядом, усиленным моей волей, если бы я не бы таким тупым и косоглазым.
В сержанте Дыроколе, как и в его напарнике, было нечто прекрасное. Никто из них не вздыхал, не говорил успокаивающих пустых слов и не трепал меня ободряюще по плечу, отводя глаза. Это были чуть ли не первые взрослые, которые вели себя со мной свободно и спокойно. Пусть они и были искусственными интеллектами убогой модификации, пусть они унижали меня, но они мне, ей богу, нравились.
– Ну что, оттелился? Не спи, атакуй!
Я ткнул пальцем в карточку, и та закружилась-замерцала, перезаряжаясь.
– Посмотрел, дважды моргнувши, на манекен. Над ним алел значок сглаза с таймером.
– И что? – спросил Дырокол.
– Вот, – ответил я.
Мы оба пялились на манекен. Тот был равнодушен и неподвижен. С крыши казармы спикировала ворона, сделала над нами круг и улетела, издевательски хохоча. На верхнюю часть мешка плюхнулась увесистая белая клякса.
– Бороду мою в мочало!– сообщил Дырокол. – Я такой бесполезной кунячьей дерьми еще и не видывал.
Я не знал, что ответить и зарывал все еще побаливающий большой палец ноги в бархатистую пыль плаца.
– Возьми нож снова и бей им эту дуру, пока солнце не дойдет до большого вяза. Все время вешай на нее эту твою бесполезную хреновину.
Я даже не стал спрашивать – где находится большой вяз, пожал плечами и принялся тыкать ножом в жесткую кожу. По откату прожимал «сглаз». Снова тыкал. Нож гнулся, но не ломался, ни одной царапины на жесткой коже мы с ним так и не изобразили. Дырокол торчал на ступеньках под навесом, курил трубку и мрачно созерцал происходящее – других рекрутов на плацу я не видел. Все это надоело мне довольно быстро, но зато теперь я не чувствовал никакого озноба и никакого страха – только усталость и раздражение. Едкий пот тек по носу и щипал глаза, солнце зависло прямо над головой.
«Ловкость +1»
Ровно через секунду после порадовавшего меня сообщения чучело неожиданно провалилось под землю – снаружи осталась торчать только скособочившаяся голова.
