Звонок в дверь. Я уверена: это Эрика. Интересно, каково ей звонить в дверь дома, который она когда-то делила со своим мужем? Мне также не дает покоя вопрос, бывает ли ей вдвойне обидно всякий раз, когда дверь открываю я?
– Колдер! – зову я. Затем прохожу по галерее второго этажа и стучу ему в комнату. За дверью грохочет музыка, поэтому я стучу громче. Он не отвечает. Тогда я открываю дверь и вижу: устроившись перед телевизором, он играет в какую-то видеоигру, где стреляет во все, что движется. – Колдер, приехала твоя мама.
Он ставит игру на паузу и, понурив плечи, бросает пульт на пол. Его кожаный рюкзак набит до отказа и застегнут лишь наполовину. Колдер забрасывает его через плечо. Наши взгляды встречаются.
Колдер почти не разговаривает со мной. Он не сказал мне ни слова с тех пор, как Эндрю-отец нашел под его матрасом мои трусики, а в нижнем ящике комода рядом с пижамой – мой любимый бюстгальтер «Агент Провокатор». Я регулярно ловлю на себе взгляд мальчишки: его глаза имеют привычку задерживаться там, где им не место, а в прошлом месяце он сунул нос в душ, когда я там мылась, – подозреваю, скорее нарочно, нежели случайно. Эндрю объясняет это тем, что Колдеру четырнадцать. В этом возрасте уже проявляют интерес к противоположному полу, вот и все. Как только мальчик начнет воспринимать меня как мать, все это наверняка прекратится.
И ни слова о том, что я слишком молода, чтобы быть его матерью.
Колдер, не говоря ни слова, протискивается мимо меня и вприпрыжку спускается по изогнутой лестнице к входной двери. Я даже не пытаюсь его остановить. Если хочет, пусть открывает сам.
Выходя из его неприглядного подросткового логова, я вижу Изабо. Она спускается по лестнице к матери. Ее растрепанные волосы взлетают волной, ее пухлое личико сияет.
С галереи мне виден весь холл. Я наблюдаю, как Эрика приглаживает темные волосы сына, а затем ласково берет его щеки в свои ладони.
– Каждый раз, когда я вижу тебя, ты все больше похож на кожу да кости, – говорит она и цокает языком. – Неужели Мередит не кормит тебя?
Он вырывается из ее рук, его глаза прикованы к телефону.
– Да, мама.
Изабо обнимает мать за точеную талию. Если кто-то тощает прямо на глазах, так это Эрика. После развода она придерживалась строгой диеты, состоящей из протеиновых коктейлей и водки с тоником. Во всяком случае, так утверждает Эндрю. Его это забавляет. Он утверждает, что она пытается конкурировать со мной. Ее ревность вызывает у него улыбку. Я бы наверняка переживала по этому поводу, не знай я, каким кошмаром были для него шестнадцать лет жизни с ней – измены, транжирство, бесконечные упреки и ссоры.
Эрика – воплощение типичной домохозяйки из Глейшер-Парка: заносчивая, мелочная и с аллергией на доброту.
– Когда ты в последний раз расчесывала волосы, моя милая? – говорит она своей дочери. – Они запутаны. Какой ужас!
Изабо заправляет заляпанную какао прядь волос за ухо.
– Мередит отказывается меня причесывать, мама. Я просила ее, но она всегда говорит, что слишком занята.
У меня отвисает челюсть. Я уже почти готова сбежать вниз по лестнице и заставить эту нахалку признать, что она нагло лжет, но воздерживаюсь. Я знаю, почему она так поступает. Ей требуется внимание и сочувствие матери, и если ложь обо мне – единственный способ этого добиться, то я, так и быть, стерплю и проявлю великодушие. Пока.
Рано или поздно правда всплывет. К тому же Изабо может осмелиться на куда более разрушительную ложь.
