– А как обстоит дело со знанием? Ведь предназначение умного человека в том, чтобы добавить найденное им в общую казну знаний. Это же такое наслажденье переносить законы мирозданья из небытия в зримый мир. Отбирать у богов их достоянье.
– А задача мудрого решить – а надо ли являть миру им познанное.
– Но обнаруженное может навсегда исчезнуть.
Оборванец взял тростинку и начертил на песке прямоугольный треугольник.
– Тебе знакома такая фигура?
– Очень знакома.
– А законы, что она скрывает?
– И они, как это ни удивительно, знакомы.
– А если бы они были сейчас неизвестны, то сохранили жизни десятки тысяч человек. Всего-то три черточки тростинкой на песке, а какой значительный эффект.
– Да, но тогда бы…
– Конечно! Тогда бы в мире не появилось вот это.
Оборванный философ ткнул через плечо большим пальцем в сторону юга, где виднелась пирамида Раджедефа, а за нею вдалеке золоченые верхушки громад Ре-Сетау.
– И кто теперь оценит стоит ли одно другого? Это была еще одна истина – за то знание, что я принесу в мир – тысячи заплатят своими жизнями. Как и кто будет оценивать сей вклад? Что ценнее – знание или жизни многих тысяч?
– Но имея возможность влиять на массы людей, и на личности отдельно, вы могли бы принести в мир благо – увеличить меру добра или хотя бы зло уменьшить.
– Хм. Ты говоришь о том, чего не существует в мире. Ты говоришь о справедливости, а она придумана людьми, а не богами.
– Признаться для меня это новость.
– Оглянись вокруг и скажи что видишь.
– Для этого и оглядываться не надо. Вокруг меня расположен мир.
– Все же оглянись.
Вестник повертел головой.
– Ну? Что увидел?
– Солнце, небо, травка, бабочки, стрекозки, птички, одним словом – лепота, а другим словом благодать.
– А так же змеи, скорпионы, крокодилы. Бабочка выпила нектар цветка, стрекоза поймала бабочку, птичка съела стрекозу, змея живьем и очень медленно, со вкусом, проглотила птичку, крокодил слопает змею, бегемот для удовольствия растопчет крокодила. Это добро иль зло? Или быть может это справедливо?
– Это закон природы, так изначально мир устроен.
– Верно, так он богами создан. Посмотришь, в общем, благостная красота, присмотришься – все мерзостная гадость. Так что добро и зло человеческое изобретенье, противное естественной природе.
– Как-то у вас все это получилось мрачновато. Прямо захотелось дать кому-то в морду.
– Не так уж, в общем-то, и мрачно – красота-то все же есть. Просто надо глаза раскрыть пошире и смотреть на общую гармонию не сужая угол зренья.
– Все же, думаю, людям надо постоянно напоминать, что все же в мире есть зло в избытке, но должно быть и несуществующее добро и если первое само собой твориться, то второе нуждается в творенье. Раз уж боги его не создали, то мы и должные его производить, если уж придумали сами. Иначе – люди мы или не люди?
– Опять ошибка роковая. Люди только прикидываются, что добра желают. Они его до ужаса боятся, иначе оно давно бы уж весь мир заполонило. Сам подумай если все поголовно за добро и справедливость – так что ж их днем с огнем не сыщешь?
– Наверно спрос превышает предложенье и отсюда острый дефицит.
Оба переглянулись и одновременно фыркнули, затем вестник добавил:
– Но мысль о том, что люди добра боятся, мне кажется не только новой, но и очень спорной.
– Бояться. Еще как бояться. Тогда ведь надо будет отдать много. Все надо отдать. Кто ж на такое согласиться?
