Пинна помолчал.
– Вот и всё, пожалуй, – сказал он. – Не сердитесь на меня, молодой человек, если что не так или если выводы Кветы смешны и наивны. Всё же она только юная особа… Но, коли она права, – лицо короля сделалось величественным, – возьмите протянутую вам руку дружбы и не отказывайтесь от предложенной искренне помощи.
Динаэль был тронут.
– Благодарю вас, Ваше величество, – ответил он. – И ваша дочь достойна своего отца, – Дин улыбнулся. – Я, действительно, не числюсь среди друзей хана, хотя знаком с ним очень давно. И Торубер, верно – Тёмный Чародей.
Динаэль задумался на мгновение.
– Мне необходимо с ним встретиться снова… – продолжал он, – …чтобы завершить начатое дело. У меня есть способы быть впущенным во дворец. Но в числе вашей свиты – самый простой… Однако я не могу позволить себе подвергать вас, вашу дочь и ни о чём не подозревающих людей смертельной опасности, а ярость Торубера может быть слепа…
Пинна жестом остановил Динаэля.
– Вы благородный человек, – сказал он. – Вы рассказали сейчас мне то, что другой постарался бы скрыть, опасаясь за себя. Вы доверяете мне, а, значит, считаете меня своим другом. Спасибо. И… помощи друзей не избегают… Не так ли?
Волшебник посмотрел в лицо Пинне задумчивым и грустным взглядом и… улыбнулся.
– Так, – согласился он.
– Тогда спокойной ночи, мой друг, – сказал король.
– До завтра, – ответил волшебник. – И… для вас… меня зовут Динаэль.
– 119 —
Динаэль спал крепко и сладко, словно не он вот-вот должен вступить в смертельную схватку с сильнейшим противником.
А под утро Дин увидел сквозь дрёму Эливейн. Она была прекрасна, как и всегда. Но взволнованна, испуганна… И она крикнула ему, именно ему, живая и любимая, молила его:
– Не поддавайся! Борись! Ты сильнее! Пожалуйста…
Динаэль проснулся.
Он не собирался поддаваться: это было не в его природе – поддаваться злу. Но он понимал, что у него может просто не хватить сил, чтобы выжить.
– Я буду стараться, любовь моя, – прошептал он и поднялся.
– 120 —
Эливейн в сопровождении Оянга и Хаима мчалась по дороге бешеным галопом на своём тонконогом и лёгком коне. Многие из встречных узнавали эту красивую молодую леди, появлявшуюся в этих краях ежегодно в одни и те же дни. Её считали путешественницей с далёкого севера, ибо спускалась она откуда-то из-за гор, обязательно останавливалась у одной из могил деревенского кладбища ближайшего к перевалу поселения, а потом отправлялась далее. Слухи и домыслы ходили разные, но крестьяне сошлись в одном: у богатых всегда находятся странные прихоти…
Сейчас молодая путешественница своим появлением вновь дала повод разыграться воображению любителей поболтать: ведь скакали путники быстро, да и с последнего их визита прошло всего семь месяцев…
Эливейн сидела в седле по-мужски, но платье её не поднималось при скачке, а ровными складками продолжало лежать на боках и крупе коня, открывая лишь носки сапог тонкой искусной работы.
Вдруг Эливь резко осадила скакуна. Прямо из-под копыт лошади аккуратно выложенная камнями тропинка вела куда-то сквозь заросли ивняка. У Эливейн опять, как всегда на этом месте дороги, заныло и защемило сердце, только сегодня сильнее, чем обычно.
– Любезный! – окликнула она проходившего мимо крестьянина. – Куда ведёт эта дорожка?
– К домику знахаря, госпожа, – с поклоном ответил тот. – Только он уехал дня четыре назад. Видать, по делам. А за него ученик остался. Но парень толковый…
