– Допрыгалась, козочка. Неделю скакала по горам, – послышался такой знакомый орочий рёв.
– Отпусти, – прохрипела Эура.
Лезвие давило, мешая дышать.
– Ты убила моего тролля, – покачал головой орк, обрушивая на голову девушки топорище.
Я плохо помню те дни. Обрывки памяти подсказывают, что меня протащили через перевалы, перекинув через плечо, словно дорожную торбу. Раз в три часа шаман совал в нос щепотку вонючих грибов, что курят в храме Тиары, богини забвения, и я проваливалась в тяжёлую дрему, раз в шесть – давал глоток талого снега. На стоянках меня бросали рядом с остальным орочьим скарбом: сумками и мелкими трофеями. Сверху кидали пропахший дымом и потом старый плащ, чтобы я не замёрзла. Так прошло два дня. Вечером третьего дня мы прибыли в Сауку.
Была макушка зимы, и Саука, шумная летом, пустовала. На огромной опушке, окружённой с трёх сторон лесом, а с четвёртой – рекой, среди палаток и пустых торговых рядов слонялись пара гоблинцев, торговцы рыбой и шкурками, несколько купцов, привезших замороженные овощи и мешки с крупой, торговцы травами и снадобьями. У статуи Ваера, бога дорог, стуча железными кружками о каменный постамент, просили подаяние два пожилых монаха. Третий – клянчил монетку у толстой тётки, торговавшей соленьями. Торговка бранилась в ответ и грозила огреть наглого попрошайку деревянным половником, которым выгребала мороженую клюкву из холщовых мешков. Чуть поодаль, на старой разбитой телеге пили пиво орки. Они заметили вновь прибывших и откровенно пялились на них, прикидывая, сколько нынче можно выручить за топор Вархвара, амулеты Сахвира или за пленницу, свисающую с плеча одного из орков. Решив, что за топор, скорее всего, дадут тумаков, а не звонкую монету, орки бросали злобные взгляды на кошель, болтавшийся у пояса командира. Как только Вархвар подошёл ближе, они кивнули в знак приветствия, не спуская с кошеля вожделенных взоров. Орк, проходя мимо, сухо кивнул в ответ.
На задворках Сауки, у самого леса, высилась круглая юрта. Белесая, выцветшая от дождя и солнца, она возвышалась над потрепанными зимой рыночными платками. Рядом с шатром висел медный гонг с чёрной чашей посреди солнечного круга. У дверей переминались на морозце два пайкора. Завёрнутые в чёрные шерстяные плащи, они напоминали воронов. Рядом несколько охранников сидели у костра, протягивая к пламени озябшие загорелые ладони.
– Урдар здесь? – Рявкнул Вархвар, не представившись.
– Здесь, – подтвердил один из охранников.
– Доложи! – Приказал Вархвар, останавливаясь недалеко у входа.
Орк встал в центре площадки перед пайкоровым шатром. Он широко расставил ноги и положил лапы на боевой топор. Остальные сгрудились за его спиной, зажав в лапах оружие. Эуру бросили на снег перед Вархваром.
Из шатра вышел высокий смуглый желтоглазый мужчина. Зябко поёжившись на ветру, он поправил наброшенный на плечи кусок чёрной шерстяной материи, служивший плащом. Из-под края плаща виднелся подол длинного шелкового одеяния, расшитый алыми маками, и край ножен с серебряными накладками. Человек, или существо похожее на человека, было ростом с орка, но из-за многослойного одеяния было сложно разглядеть фигуру. У мужчины были короткие рыжие волосы, перехваченные шелковым шнурком с большими коралловыми бляшками. Терракотовая, словно шоколадная крошка, что в Снерхольм возили торговцы с юга, кожа блестела на солнце, источая тонкий аромат благовоний. На вид пайкору было лет тридцать, но кто знает, сколько могут прожить создания тёмных богов.
