– Отлично понимаешь, красавица! – он снова ущипнул ее за подбородок твердой холодной рукой и проговорил совершенно другим голосом, громким и деловитым: – Где твой хозяин? Мне нужно с ним поговорить по важному и неотложному делу.
– Мейстер ван Рейн в мансарде, в своей мастерской! – сообщила Гертджи и присела в полупоклоне. – Доложить о вас, минхейр?
Она надеялась, что он наконец назовет ей свое имя, но он опять ускользнул, верткий и неуловимый, как угорь:
– Не надо, я сам о себе доложу. У него там, конечно, как всегда, ученики?
– Только молодой господин ван Домер!
Черный Человек кивнул и направился к лестнице.
Гертджи проводила его взглядом и с удивлением осознала, что опять не может вспомнить его лица. Вот, кажется, он только что стоял перед ней, а она уже не может припомнить, каков он из себя.
– Ваше имя? – терпеливо повторил Легов.
Ответом ему было молчание.
– Ну что ж, это только осложнит ваше положение. Думаю, вы понимаете, насколько оно серьезно. Мы все равно установим вашу личность, современные методы это позволяют, а потом выясним и все остальное. Узнаем, кто толкнул вас на преступление.
– Они приказали мне, – настойчиво повторила хрупкая женщина, глядя прямо перед собой.
– Кто же эти они? – Евгений Иванович Легов в сотый раз повторил свой вопрос, буравя преступницу холодным пристальным взглядом. – Вам все равно придется выдать своих сообщников, и чем раньше вы это сделаете, тем лучше для вас! Ведь вы не хотите стать единственной виновной в том, что произошло?
– Сообщников? – женщина удивленно взглянула на Легова, и ее белое безжизненное лицо исказилось гримасой, отдаленно напоминающей усмешку. – Каких сообщников?
– Но вы же только что сказали, что они приказали вам это сделать! Приказали наброситься на картину с ножом и изрезать ее!
– Вы ничего не понимаете! – холодно отрезала женщина, и ее лицо снова окаменело, закрылось от внешнего мира, сделавшись недоступным, как банковский сейф.
Она и была чем-то вроде банковского сейфа, хранящего тайну удивительного происшествия.
Она не только не объясняла причины своего чудовищного поступка, не только не открывала имена предполагаемых сообщников, но не сообщила даже собственного имени.
Ее маленький рост и хрупкое телосложение не обманывали Евгения Ивановича, он знал, что такие миниатюрные, слабые на первый взгляд люди бывают на редкость сильными и упорными.
Но он и сам был крепким орешком.
Круглое лицо его казалось приветливым и добродушным, но оно могло обмануть только тех, кто никогда близко не сталкивался с начальником отдела безопасности Эрмитажа. Легов был человеком жестким, можно даже сказать – жестоким, а самое главное – чрезвычайно упорным. Так что в данном случае нашла коса на камень.
– Ну что ж, – проговорил он с деланым добродушием, откинувшись на спинку резного деревянного кресла. – Значит, вы не хотите ничего сообщить о своих сообщниках…
Женщина промолчала, и невозможно было даже понять, слышит ли она своего собеседника.
– А они, тем не менее, подставили вас…
На лице женщины не дрогнул ни один мускул.
– Ведь они не сказали вам, что картина, на которую вы набросились, была подделкой…
Легов рисковал.
Он выдал подследственной важную тайну, сообщил ей то, что до сих пор не знала ни одна живая душа, кроме непосредственных участников событий и руководства музея. Но он считал, что тайна не покинет стен этой комнаты, а такая важная новость может сбить спесь с подследственной и заставить ее говорить.
