– Как же не в себе? Сглазила мне мужика, чертова ведьма. Отравила. С ума свела. Что вот теперь я с ним делать буду? Куда он такой, черт лохматый, нужен? Господи, горе-то какое, – запричитала Вера Сергеевна.
– Отравила, не отравила – это, я полагаю, у нее следует выяснить, – сделал вывод Василий Михайлович, – Пошли, бабы, к знахарке.
– И его возьмем, – указала Вера Сергеевна, на связанного мужа – Пускай скажет, чем она его опоила. Господи, на кого он теперь похож?
Зрелище, какое являл из себя Афанасий Никитич, отнести к категории приятных мог только изощренный мозг мазохиста. Он скулил, хныкал, просил кушать, извивался, плевался, брыкался и под конец крупно обделался. Пришлось его волочить в баньку, всем вместе держать, отмывать, переодевать, снова связывать. Пока это все проделывали ему два раза удалось укусить за палец особенного настойчивого Василия Михайловича, один раз больно лягнуть ногой в живот Элеонору Григорьевну и плюнуть в правый глаз Анастасии Павловне. В общем, удовольствия всем досталась. Особенно Вере Сергеевне, мужественно принявшей на себя всю самую грязную работу. Но она довольно быстро взяла себя в руки и стойко сносила свалившееся на нее несчастье.
– Прямо животное какое-то, – жаловалась она, когда деда все дружно вывели из баньки и усадили лавочку.
– Скотина, – сдержанно поддержала Анастасия Павловна, – Они все скотины.
– Кто? – поинтересовалась Элеонора Григорьевна.
– Мужики, – уточнила бывшая доярка.
– Это точно, – согласилась бывшая учительница.
* * *
Марья Петровна встретила гостей возле дверей своего дома, словно ожидала прихода.
– Что же это ты, голубушка, с моим мужем сделала? – налетела на нее с хода Вера Сергеевна, – Посмотри, на кого он теперь похож стал. Чистое животное. Чем ты его опоила, что он после твоей настойки в скотину превратился? Говори, чем опоила?
Дед Афанасий, обмотанный веревками словно муха паутиной, извивался ужом между Анастасией Павловной и Василием Михайловичем, крепко поддерживающим его с двух сторон, и захныкал.
– Чем же тебе он не нравится? – улыбнулась знахарка, – Сама себе такого выбрала. Не хуже остальных.
– Я себе такого не выбирала. Он у меня нормальный был. Это ты его таким сделала, – закричала на нее раздосадованная супруга.
– Имела бы глаза увидать, увидала бы, – возразила Марья Петровна, – Увидала бы, не рыдала бы, на людей других не пеняла бы. Был туман, да расселся. Был обман, да открылся. Чужое ушло. Свое осталось. Душа обрела лицо. Получай его в чистом виде. Это и есть твой муж. Таков он был, таков он и есть. Хотел узнать, себя понять. Что открылось, то и встречай. Нечего на меня свой грех сваливать. Нет в этом моей вины. Себя вини. Ты его таким имела, ты его таким сделала. Ты сама. И больше никто.
– Врешь! Ничего, я такого не делала, – накинулась на нее Вера Сергеевна чуть ли не с кулаками, – Ничего не делала. Это ты его опоила. Это после тебя он ненормальным стал. Ведьма! Что б тебе пусто было! Лучше признавайся, чем отравила?
– Не я его приживала. Не я ему потакала. Нечего на меня пенять, – грозно сверкнула глазами знахарка, – Сама самогон варила, сама мужа поила, себя и вини. Скажи спасибо, что вообще жив остался.
– От самогона такого не бывает. От самогона с ума не сходят. Врешь! Врешь! Ведьма! – забилась в истерике самогонщица.
– Тебе ведомо. Твой мужик. Я все сказала, – сухо ответила Марья Петровна, – Вот начальство стоит, можешь жаловаться. Посетуй почему у тебя муж такой. Почему у меня в доме стреляться хотел. Отдала пистолет начальнику?
