Когда мне удаётся успокоиться, я рассказываю ему то, что запомнила из разговора с Эвией. Раймон слышал бóльшую часть, но многое из её слов я не поняла, и, возможно, вместе мы сможем это прояснить. Я знаю, что она упоминала о связующем звене. Тогда я не обратила на него особого внимания, но это слово всё чаще и чаще всплывает в моей памяти, и мне нужно понять его значение.
– Связующее звено – это легенда, – говорит Раймон, качая головой из стороны в сторону, как бы приуменьшая значимость сказанного.
– Ага. Например, как эльфы-эмпаты. Пора начать серьёзно относиться к легендам.
Раймон кивает, и мой желудок урчит в ответ. Я умираю от смущения при этом звуке, а он внезапно прыскает от смеха. Тут меня осеняет, что я ничего не ела с самого завтрака и что бабушка ничего не слышала обо мне с тех пор, как я вернулась домой, таща за собой своё горе. Мы решаем спуститься вниз, чтобы перекусить, а заодно рассказать ей кое-что из того, что происходит. Достаточно, чтобы она думала, что мы ничего от неё не скрываем, но не настолько, чтобы она волновалась.
Мы находим бабулю на кухне. Как будто существует прозрачная непроходимая стена, отгораживающая её от остальной части дома. Она сейчас напоминает мне людей, которые боятся выходить на улицу. Даже если им удаётся открыть дверь, они не решаются переступить порог. Мы рассказываем об Эвии, о том, насколько сложна её ситуация и как мне её жаль, но мы не говорим о моей гиперэмпатии. Бабуля не спрашивает, почему Эвия пришла ко мне за помощью. Возможно, пока они ждали меня, бабушка узнала обо всём больше, чем я. Мы позволили вопросу, который никто не задал, повиснуть в воздухе. Нужно было подождать другого момента, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Я прошу Раймона рассказать нам легенду о Связующем звене и делаю над собой усилие, чтобы сосредоточиться на его словах, потому что его голос приглашает меня к уединению, к скамье, где он рассказывал мне о принцах и замках. Его голос призывает меня забыть о том, кто я есть.
– Предание гласит, что эльфы и люди когда-то были друзьями. Они делили землю, помогали друг другу…
– Без запретов и укрытий?
Раймон продолжает говорить, как будто не слышит меня, как будто бабушки нет рядом. Как будто его голос пришёл из далёкого неведомого даже для него самого места и прошёл через его тело, чтобы донести до нас эту историю.
– Сосуществование становилось всё более трудным, потому что люди хотели навязать эльфам свои обычаи. Отношения стали настолько напряжёнными, что однажды ночью люди решили усмирить нас с помощью оружия, но они не подумали о нашем даре убеждения. Не было пролито ни единой капли крови. Эльфы, одарённые голосами, уговорили людей покинуть лес…
– Так же как ты уговорил пантеру! Ты так и не рассказал, о чём ты говорил с ней.
– …и забыть, что они вообще там были.
– Ты можешь это делать?
Я не могу сдержать укоризну в голосе, потому что в моей памяти ещё слишком свежи воспоминания об Арисии, признающей, что она манипулировала памятью моего отца.
Раймон складывает руки на груди, как рассерженный ребёнок.
– Ты хочешь, чтобы я рассказал, или нет?
Я тихо извиняюсь и склоняю голову, почти смущаясь.
– Люди вернулись в свои деревни. В ту же ночь несколько эльфов с даром убеждения прошли по домам, в один за другим, от кровати к кровати, и стёрли из памяти людей все воспоминания о том, что эльфы когда-либо существовали. Более того, они убедили их, что такие существа бывают только в сказках, после чего решили навсегда спрятаться в лесу.
