Легенда о водяном коне. Часть I. Тот, кто приходил ночью - страница 2
Я долго сидел молча, подавленный этим кошмарным рассказом и дикими подробностями. В голове такое не укладывалось. Тошнота подкатывала к горлу, и все прыгало перед глазами. Теперь мне стало все ясно. Ночью я споткнулся об… руку Светы и в этот момент перепачкался в крови. Не мудрено, что возбужденные люди прибежали ко мне. У них не было возможности разобраться – да и как разберешься в таком состоянии? Но пока я нахожусь здесь, я не в безопасности. Надо было что-то делать.
– Тетя Лида, у меня к вам важное и срочное дело. Немедленно позвоните моим родителям и передайте, чтобы они незамедлительно наняли хорошего адвоката. Деньги у них есть. Пусть кто-то приезжает немедленно, а кто-то займется наймом. Это очень срочно и необходимо.
Тетя Лида смотрела на меня непонимающими глазами – наполовину она была еще в своем рассказе.
– Вы поняли меня, теть Лид?!
– Что?.. Да!.. Позвонить… – смешалась она.
– Позвоните немедленно моим родителям, пусть кто-нибудь выезжает сразу ко мне, а другой нанимает адвоката. Это очень важно, тетя Лида, – повторил я как можно ласковее и спокойнее.
– Да, Саша, поняла. Я сейчас же пойду звонить, – она встала и направилась к двери, но, приоткрыв ее, остановилась и нерешительно обернулась ко мне.
– Саша, а это не ты… все-таки… Свету?.. – услышал я ее робкий голос.
– Ну как же я, теть Лид?! Ведь я же вам объяснял! Если бы это я, то в таком случае там везде было бы полном моих следов в крови – и во дворе, и вокруг дома, да и я был бы весь в крови, судя по вашему рассказу! И потом, куда я дел ногу да голову?! Зачем они мне?! Я что, похож на сумасшедшего?! На маньяка?!
– Ну и слава Богу! – сказала тетя Лида и вышла. Ее явно обрадовал мой спокойный тон. Четвероюродный любимый внучатый племянник вовсе не был похож на маньяка.
Я снова остался один. И хотя мое положение едва можно было считать даже немного сносным, я несколько успокоился. Конечно, от людей нельзя ожидать попыток вдуматься или разобраться в чем-нибудь с такими чувствами, какие бушуют сейчас в них. От них можно сейчас ждать чего угодно. Но время работает на меня. Я знал, что через некоторое время кто-то из моих родных подойдет к звонящему телефону, и вне зависимости от моей воли, чувств и действий заработает машина моего спасения, машина, подчиняющаяся неосязаемым чувствам родства, любви и веры, машина, которая неотвратимо и неизбежно освободит меня.
Мои размышления прервал Филаретов.
– Поел? – спросил он, открывая дверь.
– Да.
– Тогда сейчас составим протокол.
Вынув какую-то папку из своего стола, он долго рылся в ней, пытаясь найти чистый листок для протокола. Наконец из-под самого дна он вытащил помятый клочок неправильного формата. Я не мог сдержать улыбки.
– Улыбаешься?! – с ненавистью посмотрел на меня дядя Ваня. – Доулыбаешься! Расстреляют тебя как… – он осекся, испуганно метнув на меня быстрый взгляд исподлобья.
– За что же, дядя Ваня? Иван Дмитрич?!
Мое восклицание дало выход накопившемуся раздражению.
– Я тебе не дядя Ваня и не Иван Дмитрич!!! – заорал он, с силой захлопывая папку. – А гражданин участковый… милиционер!
– Вам! – поправил я его спокойным тоном. – Вам! Так за что же, гражданин участковый милиционер?
– За убийство и изнасилование при особо отяг… отягтяющих обстоятельствах! – бедный Иван Дмитриевич стал запинаться от волнения.
– Отягчающих, – поправил я его.
Но Филаретов уже написал заголовок.