Сосед грустно вздохнул.
Стороннему наблюдателю было бы непонятно, то ли его опечалила кончина моей бабули, то ли тот факт, что денег в ближайшее время не видать. А я точно знала, что дело в деньгах, так как с бабушкой они всегда друг друга не переваривали.
Его обшарпанная однушка, с доисторической сантехникой, была никому не нужна. Иначе нас сразу же после переезда пинками на улицу выгнали. А так, Петру Ивановичу приходилось терпеть двух, по его словам, приживалок, прибыли с которых кот наплакал, а проблем выше крыши. То кран на кухне протечет, то перебои с электричеством. Одним словом – бардак!
Почесав пивное брюшко, он обошел меня по кругу.
- Ты откуда такая красивая идешь? На свидание ходила?
Вот всегда с ним так, память рыбкина, и будто со стеной бетонной говоришь. Я ему про смерть бабушки, а он про свидание...
Весь негатив, вся злость, что кипела во мне на несправедливость этого мира, сейчас сосредоточилась на одном конкретном человеке.
- С кладбища иду, Петр Иванович, - процедила я сквозь зубы. А он, явно не ожидая подобного ответа, выпучил свои мелкие глазенки и покачал головой.
- Жалко Антонину Матвеевну. Хорошая была бабка. Склочная малость, но добрая, - затем, будто в шутку, пригрозил мне пальцем. - Но ты это... деньги сегодня занеси.
- Не могу я сегодня. Нет у меня сейчас денег. Завтра на работе попрошу еще один аванс. Но могут не дать...
Я думала он кричать начнет, как он это обычно делает, но Петр Иванович протянул руку и коснулся своими жирными, мозолистыми пальцами моих волос.
- А давай, я к тебе сегодня зайду? - один его глаз задергался, как от нервного тика, и потребовалось какое-то время, чтобы понять – это он мне подмигивать пытается. - Винца принесу, посидим... Антонину Матвеевну помянем.
- Нет, - быстро вскрикнула я и отпрянула от него в сторону. Затем, уже спокойнее, добавила. - У меня вечером... важные дела.
Пятидесятилетний сосед, до сих пор проживающий с мамой, оказался не из понятливых. Впрочем, я и не надеялась.
- Тогда, может, завтра? Ик!
- И завтра у меня дела, Петр Иванович, - устало выдохнула я, проводив усталым взглядом прошедшую мимо нас даму с собачкой. - У меня каждый день дела. Я не могу с вами пить. А деньги верну, дайте только время.
Мои слова разозлили его не на шутку. Улыбка превратилась в оскал. Толстые щеки задрожали. На лбу выступила испарина.
- Никакого тебе времени! Не заплатишь завтра вечером, можешь выметаться на все четыре стороны! Я тебе не благотворительный фонд. За все в этой жизни, Мурашкина, надо платить, - закончив говорить, он развернулся и побежал к стоящему неподалеку ларьку, рядом с которым его дожидались такие же забулдыги-друзья. А я осталась стоять у подъезда, проклиная весь белый свет.
День, начавшийся с похорон, ничем хорошим закончиться не мог. Тем более для подающей надежды молодого бухгалтера, вечной неудачницы, без родных, друзей, и гроша за душой – Снежины Мурашкиной. То есть, меня.
С самого детства я привыкла к тому, что жизнь бьет меня намного больнее, нежели сверстников. В возрасте пяти лет, потеряла родителей, жизни которых унес разгоревшийся у нас дома пожар. Меня спасли соседи, успели откачать, а маме с папой так не повезло.
После случившегося меня забрала к себе бабуля – мамина мама – которая и сама живя на скудную пенсию, большей частью уходящей на лекарства, перебивалась с хлеба на воду. Но эта женщина никогда не унывала, и мне не позволяла разводить сопли.
