Вопрос в ином. Понимала ли жена посла, с кем имеет дело? Скорее всего – да. Больше того: может, в чем-то, по мере сил и возможностей помогала. Ей было не до коммунизма. Но и в ярую фашистку она за эти годы не превратилась. Была к Рихарду не любовь, а привязанность, уважение. Наверняка быстро уразумела, что такие, как Зорге, в отличие от нее, собственным убеждениям никогда не изменяют.
Японцы «засекли» еще двух спутниц Зорге из немецкого посольства. Одна трудилась то ли машинисткой, то ли секретаршей. И по роду деятельности могла быть полезной разведчику.
Не буду представлять Зорге эдаким Казановой. Но жизнь молодого здорового мужчины складывалась так, как и должна была сложиться. Он был официально женат на безответной русской женщине Кате Максимовой. Брак заключен, действительно трудно поверить в такую вот хронологию, в Москве уже после его отъезда в Японию. И закончился трагически. Ребенка, которого Зорге наказывал жене обязательно назвать тоже Катей, Максимова так и не выносила.
Жена, закончившая театральное училище и подававшая надежды, бросила профессию. Считается, из-за несчастной любви к довольно известному актеру. И карьеру, которая ждала ее в каком-нибудь театре или в студии, изменила круто. Может, привлекала производственная романтика? Или поверила в силу и высокое предназначение пролетариата, вкалывая аппаратчицей на московском заводе «Точ-измеритель»? Получала крошечные премии, в личном деле – благодарности за ударный труд. Поднималась шаг за шагом по цеховой служебной лестнице – и не выше. Не нищета, однако, ой как далеко и до на многие годы исчезнувшего Рихарда, и до несбыточной сытости. Она смирилась. Ждала. Писала и получала крайне редкие письма. Тревожно, неспокойно, муторно пережила чистки 1930-х. Хорошо, хоть не тронули.
Уж кому она могла тихая и безответная помешать? Но добрались и до бедной Кати, трогательно годами ждавшей Зорге. После его ареста в Токио в 1941-м немного подождали до 1942-го. И у Екатерины Максимовой начались неприятности. Как пишет журналистка Надежда Столярчук, «в июне в ее трудовой книжке появилась запись: “Объявлен выговор с предупреждением за беспечность и срыв графика”. В ноябре – другая, куда более страшная: “Уволена по ст.47 КЗоТ РСФСР, пункт Д (совершение преступления, арест)”. И тут же суд, приговор: пять лет ссылки в Красноярский край…» А до этого вот-вот должны были назначить начальником цеха.
Выслали в далекую Сибирь. Поселили в барак, где содержались только политические. У Катиной сестры сохранилось два ее письма, где она писала о замучившем ее голоде и страшных морозах. Не выдержав непосильной работы, осужденная Максимова в мучениях скончалась в медицинском пункте поселка Большая Мурта 3 июля 1943 года, так и не узнав, что удалось свершить ее любимому мужу.
Пару раз читал, будто Максимову отравили. Нет, не верится. Но до смерти довели умело. Она работала с вредными химикатами без всякой защиты. Местные врачи честно пытались спасти ее жизнь. Но женщина была настолько истощена, а имевшиеся лекарства так примитивны, что Катя была обречена. Да и по признанию запомнившей Максимову медсестры, «жить ей не хотелось. Отмучилась…». Причиной смерти названо «кровоизлияние в мозг».
Упорные попытки разыскать могилу жены Героя, в том числе и настойчивых собственных корреспондентов «Российской газеты», ни к чему не привели. В отличие от могилы Зорге в Токио, эта, наша, стерта с земли. Но не из памяти.
