Легенды, были и сказки Крыма - страница 6

Наклонилась девочка ракушку поднять. Как вдруг разговор слышит. Решила отозваться, а то вдруг подумают, что подслушивает. И хоть дело было давным-давно, тогда уже ребята правило знали – подслушивать разговоры чужие очень даже неправильно.

Так вот. Хочет она увидеть, кто говорит. А нет никого. Кроме рыбешек серебристых, да чаек быстрокрылых.

– Это не вы говорите, рыбки? – спрашивает.

А те стайками плавают да только хвостиками помахивают.

– Понятно, – говорит девочка. – Никакие это не рыбки.

Вверх глаза подняла. Поверить не может: говорят чайки голосами человеческими. Хотите верьте, хотите нет, а в то время чайки умели говорить. Это же было не в наши времена. Летают чайки низко-низко. Говорят тихо-тихо:

– Ой, бедные мы!

– Наказал нас бог за проказы всякие!

– Что рыбу таскаем у рыбаков.

– Что над людьми смехом глупым смеемся.

– Ой, несчастные мы!

– Отобрал у нас бог цвет белый.

– Будем мы теперь серыми да невзрачными,

– Лишил нас голоса громкого.

– Будет так, покуда Человеку мы дело большое и доброе не сделаем.

Смотрит девочка, а ведь точно. Чайки стали совсем некрасивыми. Плачут да жалуются друг другу:

– Ой, плохая наша жизнь.

– Ни тебе перышками блестящими полюбоваться.

– Ни похохотать во всю силу.

Да только всякий знает, что дела плохие исправлять надо. А как хорошее после плохого сделаешь, так не только себе, а всем кругом приятно и весело.

Решили чайки дело доброе искать.

Тут к девочке навстречу отец идет. Сам высокий и статный. В одеждах дорогих. Поверх хитона наброшен красивый гиматий работы искусной.

– Гикия. Не много времени дадут нам боги бывать вместе. Избрали граждане херсонесские меня архонтом. Стоять за славу города родного буду. В том клятву дал. И слова своего не нарушу.

Слушает девочка, слова отцовские пропустить боится.

– Предстоит мне путь неблизкий, – продолжает отец. – Воевать иду. Снова царь Боспорский Фарнак меч на нас поднял. Ты же в ученье будь первой. Науки постигай, да именем отца своего, архонта Ламаха, гордись.

– Сделаю так, как ты учишь, отец, – говорит Гикия, – не посрамлю имени Ламаха.

– И еще помни, дочь, – продолжает архонт. – В словах будь сдержана. Ибо слово единое, как и поступок единственный, порой скажут о тебе больше, чем вся жизнь. Разными бывают деяния человеческие. Один за счет ближнего богатеет. А как умрет – забудут его. У другого, что ни день, то дело светлое. Стремись и ты, Гикия, делами своими полезной Херсонесу быть.

Сказал так и на войну уехал.

Долго потом херсониты с боспорцами воевали. То одни верх возьмут, то другие. Как бы не война, то жили бы себе счастливо. Достаток и у тех, и других был бы.

Говорят, что в ту пору люди умную пословицу сложили: «Плохой мир любой войны лучше».

Да видать, придумать-то придумали, а вот в мире жить не научились.

Но война войной, а Херсонес-город живет себе.

А чайки все летают да высматривают, кому из людей помочь. Хотят дело большое и нужное сделать.

Видят, а Гикия уже выросла. Да такой красавицей стала. Нет ее краше во всем Херсонесе.

Слышат однажды чайки, как отец говорит Гикии:

– Взрослой ты стала. Просит руки твоей сын царя Боспорского Асандра. Он и послов прислал.

– Слышала я, что молодой царевич собой хорош, – отвечает Гикия. – Но из далекой земли он. Не хочу покидать мой любимый Херсонес, да юношей достойных немало и здесь.

– Это так, дочь моя. Но надежда у меня есть, что браком этим установим мы мир между странами нашими.